– Это кто? – зло выкрикнул именинник.

– Ты же просил Белоснежку, – ответил ему Макс, – она в пробку попала, а я гном.

– Восьмой, – тут же поддержал его зебра, – кушал хорошо, рос на альпийских лугах вот и вымахал под два метра ростом. Эй, Мелман, тебе плохо?

Товарищу прокурору явно было не очень хорошо, когда Макс вцепился в его плечи мертвой хваткой, явно здорово сдерживаясь, чтобы самому не выкопать «умиральную яму» и не прикопать в ней прокурора.

– Вы что, не видите, что это преступники? – обратился Саша к коллегам.

– У тебя что, барабан совсем не чирикает? – изумленно поинтересовался Марк, – где ты тут преступников увидел? И вообще, обидеть зебру может каждый, не каждый сможет убежать!

– Музыку! – перебил его Мирон, радостно взмахивая лапами.

Заиграла веселая мелодия, погас свет, а трое аниматоров подхватили окончательно обалдевшего Александра и закружили его в хороводе.

Гости уже отставили приборы, просто с любопытством наблюдая за представлением, а я нервно переступала с ноги на ногу, пытаясь сообразить, чем я могу помочь близнецам.

Выходило, что лучшей возможностью помочь было не мешать, и я покорно нервничала за кулисами, гадая, что еще может прийти в голову неугомонным братьям.

Ольгу, кажется, тоже проняло, и она в такт со мной нервно пританцовывала, кусая губы.

– Прекратите! – потребовал Александр.

– Тише ты, сейчас своим ультразвуком всю посуду в рЭсторане побьешь, – шикнул на него бегемот.

Саша уже с трудом сдерживался, бледнея на глазах, отчего синяки стали казаться еще ярче, а неугомонный Мирон продолжил:

– Конкурсы!

И таки устроил работникам прокуратуры конкурс матерных частушек. И если бы кто-то когда-то мне сказал, что под бдительным оком зебры и бегемота прокурорские работники будут распевать: «Наливай кУме гОрилки стаканчик, бегает по полю весело кабанчик!», – при этом исполняя нижний брейк, – я бы не поверила.

Александр, видя, что гости поддерживают не его, а с удовольствием делают то, что говорят им аниматоры, как-то заметно скис, а двое из ларца в компании Макса веселились от души.

– Если гусар прожил до тридцати лет, то это хреновый гусар! – громко произнес тост на тридцатитрехлетие Александра Мирон, и все гости поддержали его дружными аплодисментами.

Я заметила, что двум майорам явно был дан талант свыше организовывать и вести за собой толпу. Они настолько увлекли гостей, что те поддерживали любые идеи близнецов, даже самые бредовые.

Когда же зебра и бегемот сообщили, что концерт окончен, гости грустно выдохнули, а кто-то достал из кармана пачку денег, дабы предложить аниматорам остаться «еще на часик».

Аниматоры скромностью не страдали. Поэтому забрали у щедрого гостя деньги и быстренько умчались за кулисы, еще раз объявив, что концерт окончен.

Братья подхватили нас с Ольгой за руки и потащили к выходу. Мы с подругой не сопротивлялись и покорно топали к выходу, еще не отойдя от пережитого шока.

Мы вышли на улицу, прошли к углу здания, где стояли два знакомых внедорожника. Мирон подвел меня к своей машине, одним резким движением снял голову бегемота, нервно отбросил ее на заднее сидение, молча развернулся ко мне, схватил за шею, притягивая к себе, и впился в губы поцелуем.

Мирон собственнически прижал меня к своему телу, облаченному в массивный плюшевый костюм бегемота, не давая ни секунды передышки, с силой обхватил ладонью затылок, терзая мои губы своими: жесткими, требовательными, голодными.

Я попыталась что-то сказать, но вместо слов из горла вырвался только сдавленный стон, когда пальцы товарища майора вывели узоры у меня на затылке. По всему телу пробежали мурашки, я дернулась и снова застонала. Колени ослабли, а я посильнее вцепилась в плечи Мирона, чтобы не пасть к его ногам и не растерять последние остатки самоуважения.

Мирон раздвинул языком мои губы, нагло вторгаясь в рот и сплетаясь с моим. Мне казалось, что земля уходит из-под ног, а в голове не осталось ни единой мысли. И, когда майор тихонько застонал мне в губы, я сама привстала на носочки, сильнее прижимаясь к нему, и ответила на поцелуй.

Мир вокруг нас взорвался разноцветными всполохами фейерверков. Я провела рукой по волосам Мирона, прижимая его еще ближе, забыв обо всем в его руках. Майор зарычал, наматывая мою косу на кулак, и я почувствовала, как он стянул с волос резинку, распуская их. Зарылся пятерней в волосы, проводя по всей длине, и снова застонал.

Я окончательно потеряла голову, отвечая на его поцелуй, сплетая свой язык с его. Все тело буквально горело, низ живота ныл и пульсировал, а руки Мирона настойчиво задирали подол моего платья.

Я снова провела ладонью по его волосам, задевая лоб. Очень горячий лоб…

– Мирон, ты горишь, – с трудом оторвавшись от его губ, прошептала я, все еще цепляясь за его плечи, чтобы не потерять опору.

Сердце колотилось так сильно, что мне казалось: его стук слышат все в радиусе пары километров. Кровь прилила к щекам и зашумела в ушах, а ноги все еще были ватными и плохо слушались хозяйку.

– Я пылаю, Марья, – согласно закивал майор и недвусмысленно наклонился, чтобы продолжить то, чем мы занимались мгновение назад.

– Я серьезно, – возразила я, прикрывая ладонью его губы.

Мирон выдохнул, недовольно нахмурился, а я снова прижала руку к его лбу:

– У тебя температура!

Мирон смешно скосил глаза вверх и шепотом выругался.

– Марьяна, я знаю отличное лекарство, – томно промурлыкал он.

– Я тоже. Жаропонижающие и постельный режим. У тебя дома есть лекарства?

– Есть. Кровать и ты, – сглотнув, согласился Мирон.

Его глаза блестели, но уже не возбуждением, а дыхание сбилось. И, кажется, тоже не от поцелуя.

– Тогда ко мне, – решила я, – снимай костюм, ты и так весь горишь.

Мирон сморщил нос, но покорно повернулся ко мне спиной, позволяя расстегнуть почти незаметную молнию, вшитую в костюм. Снял его и небрежно забросил на заднее сидение.

– Может, в больницу? – нервно закусив губу, предложила я.

– Или сразу в морг. Потому что у моей козы так же было, и бедняжка умерла через неделю. Высочество, не нужно делать трагедию из обычной простуды, – отмахнулся Мирон. – Поехали к тебе, – закончил он уже другим тоном.

Майор сделал шаг, и его неожиданно повело. Я быстро схватила его за руку, осматриваясь по сторонам, но машины Марка, как и его самого, уже не было. Брат Мирона еще и Ольгу с собой увез.

– Я сейчас Максу позвоню, попрошу, чтобы он сел за руль, – пробормотала я, доставая из кармана мобильный.

– Сама сядешь, – жестко велел Мирон и протянул мне ключи от внедорожника.