– Сейчас… – Биологичка запрокинула голову и помассировала лицо ладонями. – Пять минут только… Отдыхать будем, когда вернемся – две недели в карантине.

Степан пошел за Кузнецом. Заглянув ему через плечо, он увидел радиоузел, все оборудование в котором было покрыто густой и пыльной паутиной. Сердце тревожно екнуло: Степка привык полагать, что пришлые слушают эфир на всех частотах и любой упорядоченный сигнал – уже повод выслать к его источнику пару «блюдец». А потом он подумал, что для связи с бомбоубежищем наверняка на большой глубине проложен кабель.

Кузнец обернулся.

– В конце коридора – сортир и душ, – сказал он. – Вода холодная, но ее полно: целая цистерна.

– Намек понят, – усмехнулся Степка, отступая.

– Да от нас от всех сейчас разит как от козлов, – подал голос Икар, выкладывая на стол одну запаянную жестянку за другой. – От всех, кроме нее. – Он показал рукой с зажатой в ладони банкой на Людмилу.

– Ага. От меня как от козы, наверное, – протянула, зевая, биологичка.

– Степан! – позвал Икар. – В этих шкафчиках – одежка. – Он легонько пнул незакрывающуюся дверцу. – А в этом – бельишко. Все ношеное, но куда пристойней, чем твое рванье. Выбери комбез по размеру.

– Есть выбрать комбез, – отозвался Степан.

Он раскрыл дверцу, провел рукой по висящим, словно в магазине, серым комбинезонам авиамехаников. Это изобилие было так же тяжело соотнести с реальностью, как и картины разгрома, которые он увидел на поверхности. Наверное, сказывалась усталость. Все было словно в легком тумане, все будто происходило не с ним. Если же это сон, то было бы очень обидно проснуться прямо сейчас – на пути в душ с охапкой новой одежды в руках, в то время, когда на примусе уже разогревается тушенка.

– Фонарь возьми! – бросила ему вслед Людмила.

– Город-герой, на связи Степное, ответьте группе Лютика, – повторял в микрофон Кузнец. – Город-герой, ответьте группе Лютика…

Холодная вода привела Степана в чувство. Исчезло муторное чувство раздвоения реальности. Он насухо вытерся проштампованным льняным полотенцем, которое нашел в ящике по соседству с бельевым, надел такие же проштампованные трусы, носки и новую, правда, чуть пахнущую цвелью тельняшку. Облачился в комбез, запрыгнул в разношенные сапоги, прикрыл лицо хирургической маской.

Бойцы сидели за столом и с аппетитом ели тушенку. На примусе закипала вода в кастрюльке. На краю стола выстроились, ожидая, пока дойдет дело и до них, четыре жестяные кружки и открытая пачка азербайджанского чаю.

– Хлеба, жаль, нету, – сказал Кузнец, проследив за взглядом Степана.

– Да Степашка-то не голодный, – проговорил с набитым ртом Икар. – Степашка уже молочка покушал… ой! – Людмила треснула его по лбу ложкой. – Чего смотришь? Бери консервы, садись на нары, питайся! – позволил он деловито.

– Нас заберут перед рассветом, – сообщила Людмила. – Как раз будет время уточнить твой диагноз.

– Добро! – Степан взял теплую банку и ложку, отсел подальше и стянул маску. – А что насчет меня? – Он поглядел на товарищей. – Мне можно с вами?

– Да. Я сообщил, что к нам приблудился гражданский, – сказал Кузнец, он помолчал, постукивая ложкой по консервной банке, а потом проговорил строго: – Ну, Степан Батькович, рассказывай. А мы будем кушать и мотать на ус. Так, ребята?

– Угу-угу, – промычал, давясь тушенкой, Икар.

Людмила наполнила Степкиной мочой пипетку, оставила по нескольку капель на дюжине лабораторных стеклышек, разложенных друг за другом на столе. Потом принялась осторожно добавлять к каждому образцу по капле разных реактивов из набора, который она, оказывается, носила в вещмешке.

– Ну, – сунул любопытный нос Икар. – На каком он уже месяце?

Биологичка, отмахнувшись, принялась что-то записывать в толстом блокноте, то и дело сверяясь с наручными часами.

Степан, чтоб меньше афишировать свое волнение, ушел в радиоузел к Кузнецу.

– «Четыре-семь-три-один» и «четыре-четыре-четыре-пять»… – говорил тот в микрофон. – Так точно, не знает, что это означает… Документы не видел и особых примет не запомнил из-за сильного поражения тканей лица костянкой… Дальше последовало боестолкновение с вражеским агентом, внедренным в общину… Так точно, живут они общинами…

Степка махнул рукой и решил выпить чаю еще, пока имелась такая халява. Икар прошел мимо и, как бы невзначай, бросил Степану на колени снаряженную обойму для «ПМа». Дескать, доверяю. Затем боец устроился неподалеку и принялся чистить автомат, насвистывая мелодию из «Веселых ребят».

– Эй! – В коридорчике появилась Людмила, в ее кулачке был зажат пучок сухой степной травы – ковыля, колючки, порея. – Поздравляю! Ты теперь снова полноценный член советского общества! – Она протянула «букет» Степану, глядящему на нее оленьими глазами. – А маску можешь выкинуть.

– Нет, я ее сохраню на память. – Степан показал всем свое сияющее лицо.

– И это тоже – на память? – Икар подхватил видавший виды, закопченный противогаз «ГП-4», который Степка забросил на одну из кроватей.

– Это – «слоник». Он мой друг. Что-то вроде талисмана.

– А я думал, он тебе нужен, чтобы «Гамлета» репетировать. – На лице Икара появилось пафосное выражение, он поднял противогаз на вытянутой руке, развернув «лицом» к себе. – «Быть или не быть? Вот в чем вопрос!»

– Развлекаетесь? – В коридорчике появился Кузнец. – «Корыто» прибудет через полчаса, нас примет «Плацдарм № 2». Пора собираться, веселые ребята.

– Не «Город-герой»? Точно? – переспросил, вскинув брови, Икар.

– Мне пойти уточнить? – криво усмехнулся Кузнец.

Собираться – так собираться. Степка перезарядил пистолет, спрятал его в удобный карман комбеза, накинул на плечи теплый бушлат. Все-таки цивилизация – это благо, даже если приходится иметь дело с ее крупицами. Икар что-то неразборчиво ворчал, насколько Степка понял, солдата беспокоила сорвавшаяся личная встреча. Людмила гремела химической посудой, укладывая свою заплечную лабораторию в вещмешок.

Что такое «Город-герой» и «Плацдарм № 2», Степану никто не объяснял, соблюдая, очевидно, правило: «Не всегда говори, что знаешь, но всегда знай, что говоришь». Да он сильно и не выспрашивал, поживем – увидим. Главное, что он возвращался в СССР. Из родных краев – как из ссылки или из эмиграции… Он потерял отца, потерял мать, но теперь он больше не ползущая через степь одинокая беспомощная букашка. Он будет мстить пришлым, как солдат Красной армии, пока не положит голову или пока не очистит страну от чужепланетной сволочи.

Первым поднялся Икар, следовавший за ним Кузнец застыл на лестнице у самого люка, ожидая сигнала. Раздался тихий свист, похоже, что наверху все было спокойно.

Под арочным сводом ангара гулял пахнущий ночной росой ветер. После затхлого воздуха убежища запахи степи казались густыми и тягучими, как мед. Вдали тянули заунывную песнь волки, их вой смешивался с неестественным нарастающим гулом.