– Контакт с Крейцером есть? – спросил ефрейтора Дирк.

– Так точно. Они немного отстали, но не сильно. Метров пятьдесят.

– Толстые увальни… Мы так примем на себя весь огонь.

– Связаться с ним?

– Нет. Без толку. Продолжаем движение в этом же темпе. Пусть нагоняет. У него в запасе несколько минут.

– Туман рассеивается.

– Вижу.

Туман действительно отступал, и стремительнее, чем хотелось бы Дирку. Но он был уверен, что Хаас сделал все, что от него зависит. Сейчас тощий магильер наверняка валяется в полуобморочном состоянии в теплом чреве танка. В ближайшие сутки у роты вряд ли будет связь. Но она им и не нужна. На поле боя вызов люфтмейстера может стоить жизни. Слова тоттмейстера Бергера найдут их, где бы они ни находились. Точно подтверждая это, в его голове раздался тихий голос мейстера:

«Внимание, унтер-офицер Корф. Судя по всему, вы подходите к границе видимости. Будьте готовы».

«Понял, мейстер. Идем хорошо, отстающих нет. Крейцер вровень?»

Открывать рот не было нужды. Заготовленные слова ложились в мысли, которые были видны тоттмейстеру не хуже, чем линии на карте.

«Уже да. Он ликвидировал разрыв. Идете наравне».

«Хорошо».

«Артиллерия накроет французские позиции, как только проснется хоть один пулемет. Но особенно на нее не уповайте».

«Скажите Вайсу, чтоб добавил пару мин лично от меня».

Дирк ощутил легкую щекотку, бегущую вниз по позвоночнику, в груди родилось терпкое ощущение. Это означало, что тоттмейстер улыбнулся на своем конце невидимого провода.

«Я передам, – пообещал он. – Вперед. Железо и тлен, унтер».

– Железо и тлен! – выкрикнул Дирк вслух. – Отделения, набрать интервал! Выходим из тумана с минуты на минуту!

Отделения выполнили его приказ почти синхронно. Бойцы раздались в стороны, теперь между бегущими было по три-четыре места пустого пространства. Построение средней плотности, рекомендованное для штурма хорошо укрепленных долговременных сооружений. Когда предстояло атаковать пулеметы, «висельники» смыкались, образуя плотное построение вроде древней германской «свиньи» – ощетинившегося стволами и лезвиями стального клина. В этом случае первое отделение штальзаргов принимало весь огонь на себя, защищая бегущих сзади. Но если у противника есть артиллерия и полевые скорострельные пушки, это построение может стать смертельным для большей части его участников. Один тяжелый пятнадцатисантиметровый снаряд, угоди он в подобный строй, превратит его в месиво стали и мертвой плоти. Дирк не хотел предоставлять французским артиллеристам удобную мишень.

Они вынырнули из тумана внезапно. Белесый кисель, в котором они двигались, делался все светлее, истончался, мелькал просветами и наконец пропал разом, точно его сдуло. Может, у французов тоже есть люфтмейстеры на этом участке обороны? Оберст не предупреждал о них. С другой стороны, люфтмейстеры всегда есть при крупных армейских соединениях, они обеспечивают связь между штабами – ту связь, которую нельзя доверить телеграфу или телефонному проводу. Значит, кто-то из них мог удивиться необычно густому утреннему туману и дунуть на него, обнажая серое поле с частыми язвами воронок. Просто из любопытства. И очень удивиться, увидев в серых лучах рассвета бегущие разомкнутым строем фигуры.

Дирк увидел французские позиции и беззвучно выругался сквозь зубы. Из расположения полка они казались зыбкой, едва угадываемой линией на горизонте, чем-то вроде невысокой горной гряды, тянущейся на несколько километров. И только теперь «висельники» могли оценить участок штурма вблизи.

Первая траншея была видна невооруженным глазом, несмотря на то, что их разделяло приличное расстояние.

Она выглядела игрушечной, созданной из маленьких деталей детского конструктора. В некоторых местах вместо бруствера высились ровные ряды мешков, опутанных поверху колючей проволокой. Мешки высились в три или четыре ряда, образуя хорошую защиту и от осколков и от пуль, между ними должны были быть невидимые издалека бойницы. Французы, без сомнения, хорошо трудились эти два дня. Там, где не было мешков, возвышались невысокие земляные валы – укрепленные брустверы, нарушаемые лишь единообразными холмами, за которыми скрывались укрепленные точки и орудия. Дирк скрипнул зубами. Наблюдатели оберста фон Мердера, должно быть, были слепы или пьяны, если не разглядели все изменения, которые произошли здесь. Французы не теряли времени даром. Тыльную траншею бывших немецких укреплений, не предназначенную для отражения натиска, они превратили в превосходно укрепленную позицию, и размеры фортификации Дирк мог только представлять. Это был не просто окоп, набитый солдатами, это была настоящая крепость, выстроенная по всем правилам искусства, быстро и качественно.

Выглядела она не очень внушительно. Что внушительного может быть в едва видимых, а больше угадываемых линиях траншей, над которыми поднимаются заграждения из колючей проволоки? Но Дирк не один год провел на фронте и хорошо представлял себе истинные масштабы того, с чем им придется столкнуться через несколько минут.

Это и в самом деле была крепость, чей неприступный фасад смотрел на них мертвыми пока бойницами. И то, что она располагалась в земле, не имея ни одной каменной стены или рва с воротами, не делало ее менее смертоносной.

С развитием артиллерии всякая крепость, выстроенная из камня, была обречена. Тяжелые снаряды гаубиц и мортирные бомбы могли размолоть любой камень, вне зависимости от его прочности и ухищрений конструктора. Что толку от каменных стен многометровой толщины, если батарея тяжелых орудий за несколько часов превратит их в дымящиеся руины? Развитие фортификации двигалось неспешно, но верно. Сперва высокие крепостные стены сменились низкими приземистыми бастионами, флешами и равелинами. Они были менее уязвимы для артиллерийского огня и позволяли обороняющимся силам сосредоточить подходящую огневую мощь, защищенную камнем.

Но каждая новая война опрокидывала предыдущие представления о фортификации, которые считались незыблемыми десятки лет, и возвещала новые правила. К девятнадцатому году, на изломе Мировой войны, крепость не поднималась из земли более чем на метр. Все укрепленные позиции располагались не ввысь, а вниз. Позиции орудий, пулеметные гнезда, штабы, наблюдательные пункты, склады, госпитали, расположения частей – все это зарывалось в землю, стремилось спрятаться от гибельного артиллерийского огня, образуя огромные земляные лабиринты, устроенные по сложным схемам.

Такие укрепления были защищены от самого жестокого огня. На них можно было высыпать тысячи тонн снарядов, мин и бомб, заливать газом и огнем – без сколь-нибудь серьезного результата. Подземные укрытия надежно укрывали защитников и орудийные расчеты. Даже размолотая, перепаханная снарядами первая линия обороны могла неделями и месяцами не сдаваться противнику, огрызаясь пулеметным огнем и кромсая наступающие порядки пехоты.

Теперь, увидев воочию труд безвестных штейнмейстеров, Дирк понял, отчего оберст так спешил с наступлением. Потеря подобного укрепленного района была не просто очередным поражением в длинной череде неудач двести четырнадцатого полка. Это была катастрофа стратегического характера. За такие не прощают.