— Я не понимаю, Харви, почему ты не попытался что-нибудь узнать о матери? Ты учился в Англии и тебе никогда не приходило в голову найти ее и узнать, почему…

— Нет, не приходило, — резко прервал ее Харви. — Если бы она хотела видеть меня, она знала, где меня найти. Она просто ушла от меня и моего отца. Ушла — и думать о нас забыла.

— Но почему она ушла?

Он издал горький смешок.

— Здешняя жизнь оказалась не по ней. Она искала радостей и удовольствий. Мы устраивали вечеринки у себя, ходили в гости, но ей этого было мало. Кончилось тем, что она упорхнула с каким-то мужчиной и больше не вернулась.

— Это то, что тебе рассказал отец?

— Это правда! И тебя это совершенно не касается, черт побери!

Меня это касается, потому что я люблю тебя, хотелось сказать Джейн, но она промолчала.

— Знаешь, у медали две стороны. Ты никогда не задумывался, что, может быть, ты знаешь не всю правду?

— Всю правду? — насмешливо переспросил Харви. — Она была моей матерью. Я любил ее, а она в один прекрасный день просто исчезла. Правда, сказала мне об этом накануне вечером. Обещала писать, брать к себе на все каникулы, но обещаниями все и закончилось.

Никогда прежде Харви не говорил о своем прошлом так много, и сейчас Джейн слушала его затаив дыхание, боясь прервать поток откровений.

Харви отвернулся, не желая, чтобы Джейн видела его лицо.

— Я лежал без сна, — его голос был монотонным, лишенным всякой окраски, — надеясь на следующий день увидеть от нее какую-нибудь записку, хоть несколько строчек. А потом каждый день после уроков я заходил в учебную часть и спрашивал, нет ли мне письма. Прошли недели, прежде чем я окончательно потерял надежду. Я понятия не имел, где моя мать и как с ней связаться. — Харви снова повернулся к Джейн. — Вот правда, которую я знаю.

Джейн глубоко сострадала ему, его боли, тому одиннадцатилетнему мальчику, чьи страстные надежды так никогда и не исполнились.

— И знаешь, что я тогда сделал? — продолжал Харви, глядя ей прямо в глаза. Переживания, которые он много лет держал взаперти, рвались наружу: — Я сочинил для себя рассказ о том, что самолет, в котором летела моя мать, упал в океан и что она мертва и поэтому мне не пишет. Мне было легче думать, что моя мать погибла, чем знать, что она попросту забыла обо мне.

— А как же твой отец? Что говорил он?

Харви усмехнулся.

— Что моя мать не создана для жизни на ранчо, что у нее мораль подзаборной кошки, или что-то в этом роде, и что без нее нам будет лучше. И все. Больше он не проронил о ней ни единого слова. Никогда. Как я понял позднее, когда стал взрослым, она перестала для него существовать. А в детстве я спрашивал и спрашивал отца о ней, но с таким же успехом я мог бы обращаться к стене.

— Ты не думаешь, что тебе следует выслушать и другую сторону — твою мать?

— После стольких-то лет? — с горечью спросил Харви. — Разве теперь это имеет какое-нибудь значение?

— И все же ты должен ее выслушать. И познакомиться со своей сестрой. Она очень милая девушка. Харви, и страшно нервничала. Мне было ее жаль. — Джейн поднялась со стула. — Кстати, она что-то оставила для тебя.

Джейн протянула ему пластиковый пакет. На какой-то миг она испугалась, что Харви откажется принять его, но он взял пакет и, помедлив, вытащил довольно большую плоскую коробку.

— Что это? — спросил он, внезапно осевшим голосом.

Харви держал коробку в руке и, казалось, боялся открыть ее, боялся увидеть, что там внутри. Потом он снял крышку, и лицо его посерело. Джейн тоже заглянула в коробку, и сердце ее забилось тяжелыми ударами. В коробке лежали аккуратно сложенные стопки писем с надписью: «Вернуть отправителю». Харви осторожно, будто стеклянную, положил коробку на кофейный столик, опустился в ближайшее кресло и взял одно из писем.

Джейн молча вышла из комнаты.

Прошло часа два, прежде чем она рискнула приоткрыть дверь в гостиную. Стол был завален открытками, фотографиями, исписанными от руки листками бумаги. Харви сидел там же, где она оставила его, у его ног лежали две собаки, настороженно уставившиеся на хозяина. Харви облокотился на стол и закрыл лицо руками — настоящее воплощение горя.

Джейн инстинктивно бросилась к нему, обняла и уткнулась лицом в его спину. Харви дрожал, из его горла вырывались ужасные булькающие звуки — тяжелые, мучительные страдания, поднимавшиеся из бездонных глубин скорби и отчаяния.

И Джейн не разжимала своих объятий, пока Харви не успокоился и комнату не заполнила тишина, нарушаемая лишь доносившимся снаружи пением цикад и резкими вскриками какой-то птицы. Наконец Харви встал и медленно, словно лунатик, направился к дверям.

— Харви! — окликнула Джейн.

— Иди спать, — спокойным безжизненным голосом сказал он.

И Джейн поняла: нужно позволить Харви уйти — пусть он сам одолеет демонов, которые столько лет жили в его душе.

Только перед самым рассветом Харви вернулся домой. Он посмотрел на Джейн, одетую так же, как накануне, бросил взгляд на расстеленный на софе плед.

— Я же сказал, чтобы ты шла спать, — проворчал он.

— Спать? Ты думаешь, я могла бы уснуть? — возмутилась Джейн.

— Прости меня, я не хотел, чтобы ты беспокоилась обо мне. Мне нужно было побыть одному. — Лицо Харви осунулось, в глазах застыло выражение боли.

Одному.

Это слово глубоко тронуло ее. Да, ему нужно было побыть одному. Чтобы побороть мрачные призраки своего прошлого. Чтобы переоценить роль и значение мерзкого недоброго старика, отнявшего у него его мать, его мечты и веру в любовь.

Лицо Харви было полно невыразимой печали. Слезы катились по щекам Джейн, но она оплакивала не себя, а одиннадцатилетнего мальчика, которым когда-то был Харви, его разрушенные надежды и поселившиеся в душе страхи, позже мешавшие ему поверить в любовь. И в ее любовь тоже.

— О, Харви, — прошептала Джейн, вложив в это обращение всю свою любовь.

Он простер к ней руки, и Джейн крепко прижалась к его груди, боясь хоть на секунду оторваться.

— Прости меня, — повторил он с невыразимым сожалением — за то, что так долго не верил ей, за то, что причинил ей так много боли. — Прости меня.

Джейн не знала, сколько они так простояли, измученные, истосковавшиеся в своем одиночестве, нашедшие друг друга в горькой радости.

— Давай немного поспим, — предложил Харви.

И они легли, не раздеваясь и по-прежнему держа друг друга в объятиях.

Когда Джейн проснулась, пылающее солнце уже заполняло все небо. Харви не было. На его подушке лежала записка: «Я люблю тебя. Не уезжай».

Самые прекрасные слова на свете.