Их тени скользили по долине, приглушая буйство весенних красок, окутывая даль белесой дымкой.

Шавкат с Наимой начали было играть в бадминтон, но скоро устали и присоединились к Аббасу, который от нечего делать тренькал на гитаре. Он отложил инструмент в сторону и спросил:

— Что, так и будем лежать до вечера?

— Хочешь что-то предложить? — не открывая глаз отозвался Шавкат.

— Выспаться успеем и в городе.

— Предлагай-предлагай.

— И предложу! — Аббас задумался. Как назло, ничего путного на ум не приходило. — Может, в жмурки сыграем?

— А как это? — лениво поинтересовался Шавкат.

— Сказало же — в жмурки. Начертим большой круг. Завяжем одному из нас глаза, и он нас будет ловить. Забыл, как в детстве играли?

— Так то в детстве!

— Ну и что? Станем на время детьми.

Аббас начертил палкой просторный круг неподалеку от машины.

— Из круга выходить запрещается. Если тот, у кого завязаны глаза, подойдет к черте, ему кричат "жарко".

Шавкат поднялся, встал спиной к Аббасу и как-то безучастно сказал:

— Валяй, завязывай.

— Будем кидать жребий, — возразил Аббас. — Вот монета.

Ловить первым выпало Шавкату.

— Говорил же: завязывай! — ворчливо произнес он, подставляя Наиме голову. Сложив в несколько раз свою косынку, Наима завязала ему глаза, и игра началась.

— Не расстраивайся, приятель, — Аббас повернул Шавката кругом, чтобы сбить с толку. — Мы будем подавать голос. Начали!

Шавкат вытянул перёд собой руки и пошел по кругу, нащупывая ногами дорогу.

— Хо-хо! — крикнул Аббас. Шавкат шагнул в его сторону.

— Хо-хо! — откликнулась за спиной Наима. Шавкат быстро обернулся, шаря руками, но девушка уже успела отбежать, неслышно ступая на цыпочках. Шавкат неуверенно двинулся вперед.

— Жарко!

Он попятился и встал в нерешительности.

На этот раз он не стал спешить. Постоял несколько мгновений, прислушался к шороху шагов по траве, и неожиданно кинулся к Наиме, широко расставив руки. Девушка испуганно вскрикнула и забилась в его объятиях.

— Брак! — крикнул Аббас, сдергивая повязку с глаз товарища. — Теперь твоя очередь, Наима.

С завязанными глазами Наима почувствовала себя беспомощной и неуклюжей. Робко тронулась вперед, боясь оступиться, и тотчас услышала:

— Жарко!

Кричал Шавкат. Найма медленно повернулась в его сторону, и пошла на голос. Шавкат шагнул вправо и, пропустив девушку, неожиданно крикнул за ее спиной:

— Хо-хо!

Наима вздрогнула и стала судорожно шарить вокруг руками. Так продолжалось довольно долго. Девушке явно надоела ее роль, она вяло двигалась по кругу, не предпринимая попыток кого-то схватить. Аббасу стало ее жаль. "Утомилась, бедняга, — подумал он с жалостью, — ладно уж, поддамся. Пусть обрадуется".

Девушка неуверенно, словно слепая, шла в его сторону. Аббас не двигался. Приблизившись почти вплотную к нему, Наима остановилась, беспомощно уронив руки. Лицо ее раскраснелось. На верхней, тронутой золотистым пушком губе простудили капельки пота.

Преувеличенно шумно вздохнув, Аббас присел на корточки. Наима шагнула вперед и повалилась к нему на руки.

— Ура! Поймала! Поймала! — ликовала девушка. — Теперь ты нас ловить будешь.

Она торопливо сняла свалившуюся на шею косынку и стала завязывать ею глаза Аббасу. Тот охотно повиновался. Шавкат стоял поодаль, наблюдая за ними и усмехаясь каким-то своим, одному ему понятным мыслям.

Ориентироваться с завязанными глазами оказалось труднее, чем Аббас мог — себе представить. Красноватая непроглядная тьма окружила со всех сторон, сбивала с толку, рождала тревогу. Казалось, сделай неверный шаг, оступись — и полетишь в пропасть. Голоса Наимы и Шавката звучали далеко-далеко, нереальные. Чьи-то (Аббас так и не понял — чьи) руки коснулись на мгновенье его спины, и Аббас невольно вздрогнул, точно от электрического разряда. "Спокойствие, — сказал он себе, — успокойся и не подавай вида, сам придумал эту игру, а значит, — терпи. Им было не легче".

Он вытянул перед собой руки и, медленно переставляя ставшие вдруг непослушными ноги, пошел, ориентируясь на голоса. Скованность постепенно прошла, зато не прошла тревога. Она гнездилась где-то в глубине сознания, и постоянное ее присутствие действовало угнетающе. — Тем не менее Аббас старался вовсю: быстро поворачивал-ся на восклицания; бросался из стороны в сторону, пытаясь схватить невидимых партнеров по игре, падал, вскакивал, потирая ушибленные места и корча забавные, как ему казалось, гримасы.

Игра явно затянулась. Уже давно умолкли голоса Шавката и Наимы, а Аббас с упрямой решимостью все ходил и ходил по кругу, раскинув в стороны руки и делая обманные броски и повороты. Начали болеть глаза под туго затянутой повязкой. "Довольно, — с досадой подумал Аббас, — кому это надо? Им тоже, видимо, надоело. Не случайно замолчали. Сидят где-нибудь в сторонке и посмеиваются надо мной". Он поднял руки и сдвинул повязку на лоб.

Солнечный свет ослепил привыкшие к темноте глаза. Поплыли, покачиваясь радужные круги и пятна, сквозь их пеструю карусель проступали искаженные до не узнаваемости очертания предметов. Аббас зажмурился, чтобы глаза могли постепенно привыкнуть к яркому освещению, огляделся по сторонам — и замер ошеломленный: в нескольких шагах от круга, возле машины, очень близко друг к другу, стояли Наима и Шавкат. Руки девушки робко пытались оттолкнуть чрезмерно активного Шавката. А он, привлекая ее к себе, ловил ее губы…

Аббас зажмурился и резко опустил на глаза повязку. "Нет, — пронеслось в сознании, — этого не может быть… Померещилось". Усилием воли он оторвал от лица руки, готовые вновь сдвинуть повязку. Судорога перехватила горло. В висках застучало: "Нет, нет, нет…" Он повернулся и сделал несколько шагов в противоположную сторону, стараясь унять противную дрожь в коленках.

Как быть? Закатить сцену ревности? Отхлестать по щекам? Оскорбить? Нет. Не годится. В конце концов, это ее право. Право выбора. Право… Какое там к дьяволу право?! Ну, Шавкат — понятно: юбочник, прощелыга, не признает ничего святого. Но Наима!.. А что Наима! Разве она клялась в верности? Да и что клятвы? Слова — не больше.

Аббас отчетливо представил себе, как он бросает ей в лицо резкие слова упрека, и словно наяву услышал ее негромкий, спокойный голос: "Я что — тебе должна? Нет? Ну так оставь меня в покое".

Он провел по лицу ладонями, вытирая холодную испарину. Какой же он идиот. Безвольный кретин. Мямля. Всю эту дурацкую историю надо было кончать давным-давно. По крайней мере избежал бы позора. Ведь так или иначе все шло к этому. И нужен-то он ей был всего лишь как временная опора, как пластырь на рапу… Что ж, лучше поздно, чем никогда. Теперь главное — выдержать, не сорваться до унизительной истерики. Ну… Ну же!..

— Эй, где вы там? Подайте голос! — Аббас круто пповернулся и зашагал, вытянув перед собой руки. "Сейчас врежусь в машину". И это случилось. Удар был сильным, но боли