Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ораторствуя, О'Ханлон перебирал ножи и вилки. Затем поднял взгляд и посмотрел Рику в глаза.
— Так я и знал, — сказал он. — Влюбленный. Глубоко вам сочувствую, но советую оставить самую мысль об этом. Она не для вас, юноша, тут и слов тратить нечего. — О'Ханлон начал протирать безукоризненно чистый нож. — Но как в былые времена, когда враждующие королевства улаживали разногласия разумным и цивилизованным способом и к общему благу, так и мы сегодня можем сгладить противоречия, позволив молодым людям примирить нас. Удачно для Соломона. Удачно для меня. Удачно для нее. И удачно для вас, если вам хватит ума это понять. — О'Ханлон отложил нож. — В этом городе пропасть очень голодных людей, юноша, — сказал он.
— Эй, вы, большие мальчики, к нам не собираетесь? — протянула Мэй Уэст, подплывая к их столику. — Вы знаете, как жестоко оставлять меня всего с двумя джентльменами?
О'Ханлон поднялся.
— Я как раз говорил, что проголодался, — сказал он Мэй. — Ну как, мистер Бэлин, присоединимся к дамам?
Рик бросил взгляд на соседний стол. Рафт, судя по всему, травил анекдоты. Мередит, поставив локти на стол, хихикал.
Лоис, радостно смеясь, прислонилась к нему — левая рука на его локте, волосы щекочут его лицо.
— Кажется, меня там не очень-то ждут, — сказал Рик.
О'Ханлон небрежно пожал плечами:
— Как угодно, юноша. Мудр тот, кто знает, где ему не место.
Они пожали друг другу руки, и О'Ханлон притянул Рика поближе.
— Я слышал, что вы спасли вашего босса, когда один из моих парней собрался его продырявить. Довольно храбро. И довольно глупо. Запомните: только дурак готов получить пулю за другого — не важно, за кого. Не подставлять шею из-за каждого — вот мой девиз, мистер Бэлин. Так проживете дольше, вот увидите.
Рик двинулся было прочь. Ему не терпелось поскорее выйти вон.
— И еще одно, — сказал О'Ханлон. — Всегда держитесь победителя, будь то скачки, игорные столы или война. Умный человек всегда знает наперед, кто выйдет победителем. — Он приятельски похлопал Рика по плечу. — Ваш босс предупрежден. И вы тоже. Умный человек слышит предупреждения и внимает. Мне кажется, вы умный юноша. А вот насчет вашего босса я не так уверен.
В этот миг Рик увидел, как Мередит целует Лоис — быстрым клевком в щеку. Ее глаза сияли, как алмазы, которых Рик никогда не сможет ей принести. А он-то в этот вечер собирался сделать ей предложение. Одно слово — дурак.
— Как чудесна любовь, а? — сказала Мэй Уэст. Ей ли не знать.
— Я прослежу, чтобы она благополучно добралась до дому, — сказал Дион О'Ханлон. — Можете на меня положиться.
— Вы что, не понимаете, Рики? — сказал Рено. — Это же безумие. Даже если бомба сработает, даже если она и вправду убьет Гейдриха — а на этот счет у меня есть сомнения, — последствия будут кошмарны для всех, кто уцелеет. А я определенно включаю себя в их число.
Рено расхаживал по номеру в «Браунс». Сэм играл в «Мортоне». Рик сидел в мягком кресле.
— Бросить бомбу в машину, когда он выедет из Старого города и поедет через Карлов мост! Это абсурд! Вероятность, что все получится, — один к ста, а может, и к тысяче. А как уходить исполнителю? Как он вообще к цели приблизится? А если бомба не взорвется?
— Потому и нужна остальная группа, — напомнил капитану Рик. — Потому у них и будут пистолеты. — Он усмехнулся. — Потому им, может, даже представится случай пустить их в ход.
Рено не поддавался:
— Да будто у них есть шанс против охраны Гейдриха.
Рик выпустил колечко дыма.
— По правде говоря, я не думаю, что Виктора Ласло так уж заботит, выберется ли он из Праги живым. Лишь бы Гейдрих не выбрался.
— Тогда зачем едете вы?
— Затем, что меня это развлекает. Затем, что мне нравятся безнадежные случаи. Затем, что мне больше некуда ехать и нечем заняться. Затем, что пора встать и идти в бой, а не отсиживаться в стороне.
— В бой за нее, вы имеете в виду, — сказал Рено. — За Ильзу Лунд. Или есть еще что-то?
— Еще много чего есть.
Рено посмотрел на друга.
— Рики, тогда, в Касабланке я спросил вас, почему вы не можете вернуться в Америку. Вы ответили весьма уклончиво.
— Я сказал правду, Луи.
— Если не хотите говорить…
— Не могу.
— …или не можете, тогда ладно. Но позвольте спросить вот что: зачем после отъезда из Нью-Йорка все эти годы, в Эфиопии и в Испании, вы сражались за побежденных? Ясно, что такой искушенный человек, как вы, должен был понимать, что ни у жалкой горстки эфиопов, ни у плохо вооруженных республиканцев нет ни шанса.
— Может, я люблю трудности.
— Да?
— Мне что, схему вам начертить?
Рик подавил желание разозлиться: Рено не виноват, что любопытствует. Черт побери, да он и сам бы любопытствовал, если бы не знал ответ.
— Я хотел, чтобы меня убили. — Рик пожал плечами. — Не получилось.
— Это вообще-то ничего не объясняет, — сказал Рено.
— Ладно, — сказал Рик. — Скажем так: когда-то давно я сделал кое-что такое, чем не горжусь. Я сделал ошибку — черт побери, целую кучу ошибок — и не успел я понять, на что налетел, толпа людей, которых я любил, были мертвы, и все по моей вине. Я лишился всего. И до сих пор расплачиваюсь.
Оба минуту помолчали. Обоим нелегко давались признания.
— Что еще вас беспокоит? — вдруг спросил Рик. — Вы мнетесь, как кошка на горячей плите. Только не говорите, что вас покинуло мужество.
Рено опустился в кресло напротив Рика.
— Даже не знаю, как сказать… — начал он.
Рик поднял глаза. Так непохоже на Рено — говорить без насмешки.
— Лучше по-английски. Вы знаете, как ужасен мой французский.
— Я серьезно, Рики, — сказал Рено. — У нас во Франции есть выражение: Albion perfide. Вероломный Альбион. Предательская Англия.
— Наверное, надо было вам остаться в Касабланке, — заметил Рик.
Рено поднялся и выпрямился во весь рост. Небольшой рост, но не беда.
— Я говорю о том, — сердито сказал он, — что вся эта операция отчего-то воняет до небес. Я кое-что понимаю в подставах…
— Я тоже, — напомнил ему Рик.
— …и чую их за версту. На что британцам сдался Рейнхард Гейдрих? Зачем они так стараются убить одного незаметного фашиста, когда есть фашисты и поизвестнее, чьи смерти гораздо быстрее приблизят конец войны? Зачем финансируют Виктора Ласло и его подручных? Почему не хотят оставить свои отпечатки на ноже?