Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед ним стоял крупный и чрезвычайно свирепый мужчина. Рыжие волосы, рыжая борода и красные глаза, одежда рабочего. Хуже того: от него за версту смердело. Луи инстинктивно отпрянул от странного явления, успев подумать, что этому типу надо рассчитать своего лакея.
Эта реакция спасла ему жизнь. В правой руке красноглазый сжимал нож, которым ловко взмахнул, распоров воздух там, где только что было горло Луи. Тот в недоумении отскочил; девушка в испуге подпрыгнула на постели. И завизжала. Трубно заголосила, взбираясь по ступенькам, мадам де Монпелье. По всему дому распахивались двери. Было 5:26 утра — этот час Луи Рено уже не забудет.
— Стой! — закричал он, когда громила двинулся к Изабель. Луи пошел на него, грозно, как только умел, но рыжий только расхохотался.
— Давай, трус! — осклабился он. — Посмотрим, как ты станцуешь с мужчиной.
Луи хотел шагнуть, но его ноги были прибиты к полу. Пытался драться, но были связаны руки. Хотел заговорить, но голос пропал. Нет, ничего такого не было: Луи просто испугался.
— Тьфу! — сплюнул рыжий, ударом отбрасывая Луи с дороги. — Гляди, Изабель, какой у тебя храбрец теперь в любовниках!
Девушка стояла в постели на коленях, распахнув глаза. Простыня упала, и разум Луи успел запечатлеть мимолетный образ ее прекрасного тела, нагого, освещенного утренним солнцем, испятнанного жуткими синяками. Потом оно было залито кровью, и простыни были залиты кровью, ее кровью, и она падала на пол, стаскивая за собой постель, лезвие ножа торчало у нее в груди, а рукоять — все еще в кулаке бородатого, в кулаке, забрызганном ее кровью.
— Анри, нет! — были ее последние слова.
Опустошенный своим убийственным гневом, мужчина по имени Анри рухнул в углу комнатушки; грудь его тяжело вздымалась. Обессиленный Луи Рено, оцепенев, сидел в другом углу. В дверь косо всунулась консьержка, следом ворвалась полиция. Флики избили Анри до потери сознания, а вдобавок обрушили свой гнев на Луи. Его лупили по голове, пока он не перестал соображать, потом — видеть, а потом — вообще хоть что-нибудь чувствовать.
Он очнулся через пять часов в полицейском участке. Жандарм прикладывал к его гудящей голове холодный компресс. Луи лежал на узкой железной койке. В комнате было еще двое мужчин, оба в штатском.
— …весьма храбро поступили, гражданин, — сказал один. — Мадам де Монпелье все объяснила. Этого Буше мы ловили несколько недель. Он был сутенер, избивал своих девиц и по меньшей мере двух убил. Мерзкий тип.
Биография мсье Буше не интересовала Рено.
— Изабель? — прохрипел он. Надеясь, что верно вспомнил ее имя.
— О да, Изабель, — сказал тот. — Увы, мертва. Безнадежно. Слишком страшные раны.
Луи безмолвно уронил голову.
— Ваша отважная попытка защитить честь этой достойной дочери Франции не будет забыта, — сказал второй, тот, что повыше.
Луи понятия не имел, что этот человек несет.
— Изабель де Бононсье, — сказал первый, и тут Рено понял. Дочь министра, пропавшая из дому на улице Фобур Сент-Оноре неподалеку от Елисейского дворца. Полиция безуспешно разыскивала ее полгода. Считалось, что она сбежала. Сообщения о том, что ее кто-то видел, приходили даже из Амьена, Лиона и По.
— Это животное Буше соблазнил невинную душу и против ее воли втравил в постыдную жизнь, — сказал второй.
Когда у Рено немного прояснилось в глазах, он увидел, что перед ним большой человек: на лацкане пиджака у того был военный крест. Затем Рено узнал Эдуара Даладье, члена Совета министров.
Даладье склонился и расцеловал Рено в обе щеки.
— За вашу храбрость Четвертая республика вечно будет вам благодарна.
Луи попытался приподняться на локте, но не сумел. Голова его опять утонула в подушке. Может, этот кошмар принесет и какую-то пользу. Может, его родные не узнают… Может…
— Ожидая от вас благоразумия и впредь, я имею честь предложить вам… — Даладье порылся в кармане, и Рено воспрял духом, — должность в колониальной полицейской префектуре. — Даладье одернул пиджак. — Если вздумаете хоть когда-нибудь вернуться в страну или хоть словом обмолвитесь об этом инциденте, вы станете соучастником убийства, подельником этой жалкой свиньи Буше и, значит, врагом Франции. Надеюсь, я выразился ясно.
Рено с трудом кивнул, и Даладье отечески улыбнулся.
— Превосходно! — возгласил он. — Благодарная нация салютует вашей рассудительности и благоразумию.
С этим Даладье откланялся. Второй мужчина, разглядел теперь Рено, оказался полицейским.
На другой день Луи выписали из больницы и посадили в военный транспортный самолет. Следующие четырнадцать лет Луи Рено кочевал по всем богом забытым гарнизонам Франции от Вьентьяна до Кайенны и Среднего Конго, пока наконец не осел во Французском Марокко. В каждой стране он отыгрывался на каждом мужчине и более того — на каждой женщине, которую не мог защитить ее мужчина. Он держал язык за зубами и не поднимал головы, пока не появился Рик. Пока не появились Виктор Ласло, и Генрих Штрассер, и Ильза Лунд. Ильза Лунд, которая так живо напомнила его погибшую Изабель — и его потерянный Париж.
Провалиться бы им! Так славно было не помнить, и он так долго не вспоминал.
Капитан закончил рассказ, и Рик закурил.
— Да, похоже, легко не проживешь, — только и сказал он.
Нью-Йорк, апрель 1932 года
Рик сел в машину. Проклиная О'Ханлона и Мередита. Проклиная «Ректор». Проклиная Джорджа Рафта и Мэй Уэст. Проклиная даже Руби Килер.
Повернул ключ зажигания и поехал — не вполне понимая куда.
Машину, свой новый восьмицилиндровый двухместный кабриолет «де сото»[101]модели CF, который обошелся ему в тысячу долларов с лишним, Рик оставил возле «Ректора» носом к центру города; туда он и покатил. Он в гневе пронесся по Седьмой авеню, позволив подсознанию направить его на 14-ю улицу, а потом на восток, к Бродвею. По Бродвею доехал до Маленькой Италии, свернул по Брум-стрит налево, потом направо по Мотт. Он уже знал, куда едет.
Колеся по манхэттенским улицам, он решил на время выбросить Лоис из головы и подумать о другом. Например, о своем будущем. Ему нравилось быть боссом в «Тутси-вутси», но долго ли это продлится? «Сухой закон» явно дышит на ладан. Все та же клика благонамеренных суфражисток и тонкогубых проповедников из Библейского пояса,[102]которая подарила народу Благородный эксперимент, теперь бьет копытом, торопясь от него избавиться.