– Каких газет?

Они извлекли и разложили газеты. Во вторник "Спортивная жизнь" опубликовала под заголовком "Где Рональд Бриттен?" статью о моем драматическом морском путешествии, будто бы передававшую суть моих рассказов друзьям. Меня не видели после скачек в Таустере. Друзья обеспокоены.

В среду во всех ежедневных газетах появились заметки: "Наездник Гобелена снова пропал", – сообщалось в одном из почтенных обозрений; "Жокея-любителя убрали дважды?" – вопрошали издания, охочие до жареных фактов.

В четверг, то есть сегодня, на многих первых страницах красовалась моя сиявшая физиономия: фотографию сделали минут через пять после выигрыша Золотого кубка. "Найдите Рональда Бриттена", – требовала одна газета, "Жизнь жокея в опасности", – мрачно вещала другая. Я просмотрел их все, глубоко потрясенный, и с иронией вспомнил, что искренне опасался, будто никому и в голову не придет меня искать.

Зазвонил телефон. Я взял трубку и сказал "алло".

– Ро? Это вы? – поинтересовался жизнерадостный голосок, который я не перепутал бы ни за что на свете.

– Джосси!

– Где вы были?

– Пообедайте со мной завтра, и я расскажу.

– Заезжайте за мной в восемь, – сказала она. – Что у вас за шум?

– Я попал под пресс прессы, – объяснил я. – Журналисты.

– Черт побери. – Она рассмеялась. – Вы хорошо себя чувствуете?

– Да, замечательно.

– В "Новостях" сообщили, что вас нашли.

– Не верится.

– Вы стали знаменитостью, друг мой. – Она явно издевалась.

– Это вы подняли... шумиху? – спросил я.

– Нет, не я. Мойра Лонгерман. Миссис Гобелен. Она пыталась связаться с вами в воскресенье, звонила в контору в понедельник, и ей пожаловались, что вы пропали и вас, наверное, снова похитили. Поэтому она позвонила редактору "Спортивной жизни", своему знакомому, и попросила помочь.

– Решительная дама, – признательно сказал я.

– Знаете, вчера она сняла Гобелена с соревнований. В "Спортивной жизни" напечатан по этому поводу сентиментальный пассаж. "Как я могу позволить скакать своей лошади, когда исчез Рональд", – и все в таком духе.

Трогает до глубины души.

– Готов поспорить, особенно это тронуло Бинни Томкинса.

Она рассмеялась.

– Я слышу, как волки уже щелкают зубами. Увидимся завтра. Не вздумайте испариться до восьми.

Я положил трубку, но волкам пришлось подождать еще некоторое время, так как телефон немедленно зазвонил снова. Возбужденный щебет Мойры Лонгерман потек по проводу, словно электрический ток.

– Слава Богу, вы свободны. Ну, не чудесно ли? С вами все в порядке?

Сможете скакать на Гобелене в субботу? Пожалуйста, расскажите мне подробно о том ужасном месте, где вас нашли... и, Рональд, дорогой, не вздумайте слушать ни слова из того, что говорит Бинни Томкинс, будто бы вы не в состоянии выступать после пережитых испытаний.

– Мойра, – сказал я, безуспешно пытаясь остановить словесный поток, – огромное вам спасибо.

– Мой дорогой, – ответила она, – было поистине занятно поднять всех на ноги и заставить шевелиться. Естественно, я страшно беспокоилась, что с вами случилось какое-нибудь несчастье, и, понятно, необходимо было сделать хоть что-нибудь, иначе похитители могли бы держать вас неделями.

Мне показалось, громкий шум – именно то, что нужно. Я подумала, если вся страна начнет вас искать, похититель, кем бы он ни был, вероятно, струсит и освободит вас, что в конце концов и произошло. Следовательно, я оказалась права, а глупые полицейские ошибались.

– Какие глупые полицейские? – перебил я.

– Заявившие мне, что я подвергаю вас опасности, добиваясь, чтобы "Спортивная жизнь" написала о вашем втором исчезновении. Подумать только!

Полицейские утверждали, что похитители, запаниковав, способны убить свою жертву. Во всяком случае, они ошиблись, не так ли?

– К счастью, – согласился я.

– А теперь расскажите мне все, – сказала она. – Вас правда держали в фургоне? И как это выглядело?

– Скучно, – сказал я.

– Рональд, на самом деле. Неужели вам больше нечего сказать?

– Я думал о вас целый день в среду и воображал, как вы разгневались, когда я не объявился в Аскоте.

– Уже лучше. – Она рассмеялась переливчатым смехом. – У вас есть шанс загладить вину в субботу. Гобелен заявлен на скачки в Кемптоне, хотя там он, конечно, идет в самом большом весе. Вот почему нам хотелось, чтобы вместо Кемптона он скакал в Аскоте. Но теперь мы отправляемся в Кемптон.

– Боюсь... – начал я, – что Бинни прав. На этот раз я действительно немного не в форме. Я бы с удовольствием провел скачку на Гобелене, но... пожалуй... в настоящий момент я не продержался бы двух раундов даже против котенка.

На другом конце линии замолчали, правда, ненадолго.

– Вы серьезно? – недоверчиво спросило Мойра.

– Довольно неприятно сознаваться, но это так.

Сомнения в ее тоне поубавилось.

– Уверена, после хорошего ночного отдыха вы станете как новенький.

И, наконец, у вас около двух дней, чтобы прийти в себя. Даже Бинни признает, что вы невероятно выносливы для любителя... поэтому, пожалуйста, Рональд, пожалуйста, согласитесь скакать в субботу. Гобелен рвется в бой, а соперники не такие сильные, какие ждут нас на скачках за Золотой кубок фирмы "Уитбред" через две недели, и я от всего сердца верю, что он непременно выиграет. Но я не хочу, чтобы Бинни посадил на него какого-то другого жокея, так как... Откровенно говоря, я хорошо вас знаю и потому доверяю только вам. Пожалуйста, соглашайтесь. Я была просто в восторге, когда узнала, что вас освободили и вы сможете скакать в субботу.

Я потер глаза рукой. Я знал, что соглашаться нельзя. В высшей степени сомнительно, что у меня хватит сил пройти дистанцию хотя бы пешком, не говоря уж о том, чтобы управлять полутонным чистокровным скакуном в пылу состязания. Но если я откажусь, она сочтет это верхом неблагодарности после оживленной кампании за мое освобождение. И еще я подозревал: если Гобелен начнет скачку фаворитом с другим жокеем по выбору Бинни, он не выиграет. А кроме того, во мне пробудился, бросая вызов здравому смыслу, азарт наездника – знакомое коварное желание ощутить атмосферу скачек. Разум подсказывал мне, что я упаду от слабости у первого же препятствия, но непреодолимый соблазн участвовать в еще одном престижном стипль-чезе сезона побуждал не верить голосу рассудка.

– Ну... – пробормотал я, все еще не приняв окончательного решения.

– О, вы согласны, – восторженно вскричала она. – О, Рональд, я так счастлива.

– Мне не следовало бы.

– Если вы не выиграете, – беззаботно сказала она, – я не буду винить вас, обещаю.