В России тем не менее дезинтеграционные процессы по политической воле высокого начальства прерваны, а дезинтеграторы уволены либо завалены деньгами, как произошло на Кавказе. Что не значит, что эти процессы остановились. Если деньги перестанут выдаваться или не будут приняты меры, которые должны быть приняты для того, чтобы страна представляла собой нечто целое, хотя бы на уровне Канады или Мексики, где есть сепаратизм, но есть и цивилизованные способы решения сепаратистских конфликтов, то в 30 – 40-е годы текущего столетия, когда нынешнее поколение политической элиты уйдет со сцены и придет следующее, жестко прагматичное, воспитанное на том, что нет никаких идеалов, а есть только личный интерес, процесс развала пойдет снова. При этом ура-патриоты и сторонники державной власти перекуются в течение тридцати секунд, как это всегда в таких случаях и бывает. Скорее всего, они просто начнут кроить, каждый под себя, маленькое или большое государство, а дальше все будет зависеть от способности центральных властей это безобразие прекратить.

Не исключено и то, что линии разлома пройдут по границам национальных автономий, поскольку жалоб на засилье «большого брата» из России в качестве пережитка советских времен так же много, как и на «понаехавших», в качестве еще одного такого пережитка. Говорить об этом всерьез не стоит, поскольку как раз национальная политика в советские времена отличалась созданием письменности и культуры малых народов. Как и создание национальных литератур руками русских, татарских, украинских или еврейских журналистов и писателей, которые создавали эти литературы, переводя на русский то, что существовало на языках национальных. Вне зависимости от того, была ли это литература народов Крайнего Севера, Кавказа или Центральной Азии, ее создали литсекретари. Репрессии в сталинские времена ударили по колоссальному количеству этнических групп, но русские репрессиям были подвергнуты не меньше, чем все остальные. Практически целиком была уничтожена русская национальная элита. Кто не погиб, ушел в эмиграцию, остались немногие. Хотя в новой русскоязычной элите представителей национальных меньшинств было много.

Сталинские депортации были варварством ассирийского типа, и выселение чеченцев, балкарцев, крымских татар было произведено с присущим эпохе садизмом. Тем более трагично, что под это попадали люди, которые воевали с фашистами. Но была и кампания по очистке Ленинграда от классово или этнически чуждых элементов, которых из «города трех революций» просто выселили. И высылали их не в Сан-Тропе, а на Урал и в Сибирь, где многие и погибли. Разговоры о том, что кто-то пострадал не от власти, а именно от русских, – это идея «Голодомора», который России пыталась инкриминировать группа президента Ющенко, представляя его как геноцид, касавшийся исключительно украинского народа. При том, что геноцид был в отношении всех, кто жил на Украине, включая русских, евреев, поляков и татар. Да и голодный геноцид, который был в Поволжье в отношении местных русских, немцев или татар, был трагедией не меньшей, чем «Голодомор» на Украине. Геноцид в то время был сплошной и назывался: «Правящая элита уничтожает потенциальных конкурентов на корню, а также всех, кто под руку попал».

После возвращения из ссылки тех, кто смог вернуться, выяснялось, что их земля является предметом будущих конфликтов. Как поделить между ингушами и осетинами дома в Пригородном районе, в которых раньше жили ингуши, а после их выселения заселили осетины? Никак. Итог – кровная месть на этнической основе. Уничтожение русских в Чечне в 90-е годы было не менее трагическим, чем выселение чеченцев Сталиным в 50-е или последние чеченские войны, хоть первая, хоть вторая. Бессмысленно обсуждать моральные права любой стороны, которая грабит, насилует и уничтожает мирное население. Совершенно неважно, чем это вызвано: угнетением прошлых или позапрошлых времен, подзуживанием извне или общим озверением. Преодолеть последствия всего этого помогает только время. У первого поколения болит нестерпимо. Не случайно те, кто прошел войну, говорили: всех немцев надо было уничтожить. Это были только слова, никто из них не взялся бы за это, – но слова искренние. Возражать им было нельзя, дешевле было промолчать. Второе поколение помнит рассказы первого и еще знает, кто изображен на фотографиях, которые хранятся в семейных альбомах. Те, кто прошел немецкие концлагеря, не могли переносить музыку Вагнера просто потому, что ее слишком часто приходилось слушать тем, кто уходил в газовые камеры или к расстрельным рвам. Их дети – по крайней мере, в Израиле – воздерживаются от этого из элементарного уважения к родителям. Потом все размывается. Третье поколение живет своей жизнью, прошлое для него – не вчерашний или позавчерашний день, а по-настоящему прошлое. Оно прошло.

Лидеры бывают разные. Харизматичные с детства, как Александр Македонский, и оказавшиеся в этой роли волей случая, как Темучин, более известный в качестве Чингисхана. Выходцы из армии, как Наполеон, и революционеры, как Ленин или Кастро. Влезающие в каждый уголок подведомственного им пространства, как Фридрих Прусский. Снисходительные к шалостям и слабостям нижестоящих, как Екатерина Великая. Проносящиеся метеором, как Цезарь, или правящие долго, как Тиберий. Но что бы ни представлял тот или иной человек, заброшенный наверх государственной машины, управляет ли он ею или следует ее курсом, там действуют свои законы, которые распространяются на все эпохи и все страны. Один из них – закон усталости. Усталости лидера и усталости от лидера. Работа вожака – тяжелое занятие. Оно немногим по плечу, и его невозможно тащить на себе без последствий. Начинаешь делать ошибки. Заводишь фаворитов. Неадекватно реагируешь на то, что не стоит внимания, и отталкиваешь тех, на кого нужно опираться. Пропускаешь то, на что необходимо реагировать. Занимаешься мелочами, лишь бы не разгребать главное. Накапливаешь гору несделанного. Начиная ее разбирать, выясняешь, что многое разгрести уже невозможно, да и не нужно – поздно. Ждешь одного результата – получаешь противоположный. Ставишь на пост отличного, на первый взгляд, кандидата, а спустя некоторое время выясняешь, что он никуда не годится, причем убрать его по тем или иным причинам не так просто. Оказываешься жертвой обстоятельств. Ты полагал, что у тебя есть армия. Она действительно год за годом исправно прожирает все, что ей положено по бюджету, а потом на пороге война, и выясняется, что армия есть только на бумаге. Намечаешь Олимпиаду или саммит, а губернаторы воруют, подрядчики воруют, местные мафиозные кланы воруют, и ничего не будет готово к сроку. Тащишь многомиллиардный газопровод по дну моря, а пока дотащишь, куда надо, там понатыканы терминалы сжиженного газа, понастроенные конкурентами, и цена уже не та. Террористы наседают в собственной столице, и уже непонятно, кого сажать, смещать или расстреливать. Тем более что смертная казнь отменена. Личная жизнь под лупой. За женой и детьми папарацци охотятся как за дичью, что, не говоря о том, как это неприятно, наводит на цель любого террориста. Девушкам не улыбнешься – запишут в любовницы. Конечно, если ты Берлускони – это лестно, но не всякому по душе репутация такого сорта. Очень хочется уйти. А партнеры? Бизнесы? Дела? Готовые вцепиться друг другу в глотки, как только ты уйдешь, приближенные? Не случайно многие первые лица, которые хотели пост покинуть, так и не смогли это сделать – Брежнев не последний, но лишь наиболее известный из отечественных примеров.