— Привет, можно к тебе?

Она повернулась на голос и, нахмурив лоб, изучающе осмотрела остановившегося рядом высокого темноволосого мужчину. На его лице, под усами, играла улыбка, но глаза показались ей печальными.

— Почему молчишь? — спросил он.

— Я с чужими дяденьками не разговариваю, — важно произнесла она, вскинув голову. Он еще шире улыбнулся.

— Тогда давай знакомиться. Меня зовут Володя, — протянул он ей руку.

Она долго смотрела на его широкую ладонь, не решаясь довериться этому странному, непонятно откуда взявшемуся человеку. Так уж получилось, что она была скрытным и неразговорчивым ребенком. Ребята сбивались в стайки, а она так и оставалась одна, наедине со своими мыслями, чувствами, страхами.

Он ждал, а она так и смотрела на его ладонь. Потом снова подняла взгляд к приятному лицу, оглядела одежду. Наконец, спустив ноги с подоконника, она придвинулась ближе и несмело вложила свою маленькую ладошку в его.

— Рината.

— Вот видишь, теперь мы знакомы, — он крепко, но аккуратно сжал её руку. Ей показалось, что ладонь у него очень твердая и сильная, но он не делал ей ничего плохого, и она решила, что может не волноваться. — Хочешь погулять? Я знаю одно место, где тебе очень понравится.

Она настороженно покосилась в его сторону.

— Меня с вами не отпустят. — Выдернула свою ручонку и отвернулась. Из раскрытой двери ближней комнаты раздались голоса, послышался детский смех. Ей вдруг захотелось, чтобы все видели, как этот большой, непохожий ни на кого из здешних работников человек, разговаривает с ней, чтобы все увидели, как он держит ее за руку. И вдруг ей очень сильно захотелось пойти с ним в то место, где, как он сказал, ей должно было понравится. Опустив взгляд, она сказала совсем тихо: — Хотите, спросите у тети Кати, она не отпустит.

— А мы и спрашивать не будем, — подмигнул он и опять взял ее за руку. — Идем!

Она знала, что без разрешения воспитателей не должна выходить на улицу и уж тем более за территорию детского дома. Еще она знала, что не должна разговаривать с незнакомыми мужчинами, даже если они кажутся хорошими и обещают показать ей что-то интересное. И уж тем более уходить с ними за руку она тоже не должна. Но лучше всего она знала, что на самом деле у воспитательниц есть свои дети и свои семьи, а она для них так… просто очередная девочка, как и любая другая девочка на улице. Не особенная, не любимая, а просто так. Но Рината понимала, что так быть не должно и что каждая маленькая девочка или маленький мальчик должны быть для кого-то самыми-самыми, чтобы для них особенная каша утром и особый поцелуй, и особенные слова.

В тот день он посадил ее в красивую черную машину и повез в развлекательный центр. В машине пахло чем-то взрослым, и ей хотелось потрогать все, до чего она могла дотянуться: и подушки возле заднего стекла, и лежащую рядом с ней папку, и красивую сумку, которую он называл борсеткой, и кнопочки спереди, возле руля, и дверные ручки. Но она не решалась. Смирно сидела на заднем сиденье, боясь, что он может передумать и отвезти ее обратно.

Но он не передумал даже тогда, когда она, осмелев, залезла в кармашек, прикрепленный к спинке переднего кресла, и вытащила оттуда розовую бумажку. Он только посмотрел в зеркало, висящее над рулем, и спросил, какое мороженое она любит больше: ванильное, шоколадное или клубничное. Она понятия не имела, что на свете есть шоколадное мороженое, а уж про клубничное не знала и подавно, поэтому просто сидела, вытаращив на него глаза, а в голове у нее, словно резиновые мячики, прыгали мысли.

Припарковав машину, он открыл дверцу и, когда она собиралась спрыгнуть на асфальт, подхватил ее на руки. Так, на руках, он донес ее до лифта, и все с высоты его роста казалось ей непривычным и очень непонятным. А потом она попробовала и шоколадное, и клубничное, и даже банановое мороженое. Клубничное было сладкое, а банановое очень душистое. Когда он спросил, какое ей понравилось больше, она растерялась и, не зная, что сказать, снова промолчала. Он взял салфетку и помог ей вытереть липкие руки. Она решила, что шоколадное понравилось ей больше всего и что, когда он спросит в следующий раз, она обязательно ему это скажет, но он больше и не спросил.

Несмотря ни на что, ей было комфортно с этим серьезным, хмурым человеком. Он вел ее по широкому холлу развлекательного центра, а она чувствовала себя значимой и нужной. Не какой-то там девочкой из многих девочек, а особенной. И, вроде бы, она должна была бояться или хотя бы опасаться этого совсем чужого мужчины, но отчего-то его к ней хорошее отношение рождало в ней привязанность.

В детский дом она вернулась, держа в руках белого плюшевого медведя, а в кармане у нее лежала горсточка фруктовых леденцов. Больше всего она боялась, что воспитатели начнут браниться и, что хуже всего, отберут у нее мишку. Конфеты — это ладно, а вот мишка ее и только ее. Делиться с кем-то она не собиралась и решила, что, если его попробуют у нее забрать, она будет кусаться и царапаться. Но воспитатели не ругались и даже ничего не сказали. Мишка поселился в изголовье ее постели, а ночью, накрывшись с головой одеялом, она с удовольствием гоняла во рту леденец и вспоминала весь этот невероятный день.

С тех самых пор «дядя Володя», как она стала его называть, приходил к ней два раза в неделю, по понедельникам и четвергам. С самого утра она бежала к окошку и ждала, когда же на фоне казенного желтого забора покажется его высокая фигура. Иногда воспитательницы говорили, что в этот день он не придет, но она не верила им и все равно ждала. В итоге они оказывались правы, но в следующий раз, когда такое повторялось, она снова не придавала их словам значения и упрямо всматривалась в подходную дорожку. У других детей был поддельный Дед Мороз, а у нее дядя Володя. Настоящий и добрый. Самый-самый настоящий, с самой-самой доброй улыбкой.

Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды он не сказал:

— Я забираю тебя, Рин. Помнишь, мы ходили с тобой на каток?

— Угу, — радостно кивнула она, чувствуя, как внутри у нее все колотится, и не веря в то, что все это на самом деле, а не понарошку.

— Хочешь кататься как те взрослые девушки, которых мы видели?

— Хочу! — во все глаза глядя на него, с готовностью заявила она.

— Значит, будешь, — он потрепал её по темноволосой макушке и прижал к себе. — И знай, Рината, что я всегда буду помогать тебе. Что бы ни случилось, ты всегда можешь обратиться ко мне. Всегда, Рината.

— Дядь Володь, — в ее синих, наполненных слезами глазах, было неподдельное восхищение. Все что угодно… Она готова была сделать все что угодно, лишь бы он никогда больше не оставил ее. И кататься она научится лучше всех, и вообще станет самой-самой, только бы он никогда не пожалел о своих словах. — Я люблю Вас…

— И я тебя, малышка. Ты даже представить себе не можешь как сильно. — Он присел перед ней на корточки и шутливо щелкнул по носу. Она смешно поморщилась и прижалась к нему со всей детской искренностью и потребностью в любви. Его объятья были крепкими, и в них она чувствовала себя под надежной защитой.