она показалась самой обычной, а Николай Михайлович решил, что один брусок вроде бы лишний.

— Давай-ка отдерем его, — сказал он. Николай Михайлович взялся за брусок, я стал ему помогать. Брус отвалился.

— Сколько бы ты отдал за эту деревяшку? — спросил меня Коньков, рассматривая в руке кусок необструганной сосновой доски, позеленевшей от сырости. — Больше пятака, наверно, не дал бы? А вот другой коробейник выложил бы за нее миллион!

Мы спустились с крыши, вошли в дом, сели за стол, и Николай Михайлович расколол брусок пополам. Из него, гулко стуча по столу, высыпались десять прозрачных камешков.

Жена-домохозяйка закричала совсем дико — очевидно, дал себя знать больной зуб. А у дочери-невесты любопытство внезапно пропало. Она вспомнила, что где-то уже видела бриллианты и это совсем неинтересно.

А нас бриллианты заинтересовали всерьез. Я брал их один за другим и вымерял каратомером, а Николай Михайлович писал протокол.

— Ну что я говорил! — молвил он, когда протокол был составлен. — Бриллиантов-то оказалось почти на миллион в старых деньгах. В обыкновенный чурбак мсье Богуславский умудрился упрятать ценностей в семь раз больше, чем мадам Петухова в свои знаменитые двенадцать стульев.

Мы были довольны своей поездкой в Рабфаковский переулок, а бывший владелец бриллиантовой антенны сильно огорчен.

— Телевизор работал хорошо. Как вам пришло в голову разбирать антенну? — убивался он.

Когда коробейник утер наконец обильные слезы, то качал клясться, что больше у него нет никаких сокровищ. Николай Михайлович ему не поверил. И правильно сделал. Вскоре еще одно полено с драгоценной начинкой обнаружилось во дворе среди дров.

— Я разорен! — в ужасе воскликнул М. Л. Богуславский. — Вот теперь у меня действительно не осталось ни копейки!

А Николай Михайлович опять не поверил. Он не поленился, съездил к теще своего подопечного и там в сарае обнаружил еще одну деревяшку, представляющую известный интерес для Государственного банка.

— У меня больше ничего нет, — ледяным голосом сообщил коробейник.

На этот раз Николай Михайлович поверил ему и взялся составлять обвинительное заключение.

Впрочем, М. Л. Богуславский мог бы избежать всех этих неприятностей. Он должен был прийти сам с повинной и принести все свои бриллиантовые поленья. Но он не пришел. На следствии ему бы стоило сразу во всем признаться и не заставлять занятых людей лазить по крышам и перекладывать поленья в разных сараях.

Однако коробейник не признавался, юлил, утверждая, что-де бриллиантов никогда не видывал и знать о них ничего не знает.

— Кто же положил бриллианты в вашу антенну?

— Наверное, моя бабушка. Когда я был совсем маленьким, то помню, она хвалилась, что у нее есть значительные ценности.

Но бабушка М. Л. Богуславского умерла задолго до революции, за много лет до изобретения телевидения и, понятно, не может нести никакой ответственности за проделки своего вороватого внучка.

1963 г.

СУТКИ С ПРИПУСКОМ

Если верить официальным документам, то в «Главкомплектстрое» перекрыты все известные достижения строительного дела. Рекорды эти не возникли вдруг на пустом месте, они росли постепенно, опираясь на предыдущий опыт.

Началось с того, что машинист бульдозера Бабкин (управление механизации № 2), зачищая баржи от песка и гравия, так был захвачен делом, что работал в течение целого месяца ровно по 19 часов в день. Высокие показатели бульдозериста Бабкина, отраженные в сменных рапортах и в выплатных ведомостях, привлекли пристальное внимание его товарищей. Рекорд был превзойден коллективными усилиями. Уже через самое короткое время каждый четвертый механизатор работал по 23 часа в сутки!

— А отдыхают ли эти товарищи? Едят ли? Пьют?

И отдыхают. И едят. И пьют. Тем не менее результат официально удостоверен — 23 часа в сутки!

До абсолютного рекорда теперь оставалось совсем немного: увеличить рабочий день только лишь на один час. И успех пришел сам собою. Машинист башенного крана Кириллова достигла максимального рубежа — 24 рабочих часа в сутки! Вместе с нею перешли на непрерывную круглосуточную работу машинисты Солнцев и Завадский.

Но можно ли остановить технический прогресс железными рамками суток? Конечно же, нет. Вскоре выплатные ведомости стали показывать, что отдельные работники успешно преодолевают временной барьер, работая в сутки более суток.

Мы не будем здесь приводить полный список укротителей времени. Назовем лишь имя абсолютного рекордсмена: машинист автокрана Головацкий сумел отработать тридцать два часа в сутки. Причем это достижение повторял три дня подряд.

Отдельные скептики стали, естественно, недоумевать: помилуйте, в сутках только двадцать четыре часа! Как же так получилось у машиниста Головацкого? Выполнял ли сн субподрядные работы на тех планетах, где продолжительность суток больше, или в наших земных условиях ежедневно вставал на восемь часов раньше?

Слухи о немыслимых достижениях строителей дошли до народных контролеров, и они прибыли на стройку, чтобы изучить опыт в целях его дальнейшего распространения. Контролеры направляются в СМУ № 1 и приступают к хронометрическому наблюдению за бригадой каменщиков т. Овчинникова, числящейся в передовых. Вопреки ожиданиям, хронометры показывают странное и удивительное. Почему-то бригада приступает к работе на час позже. В силу неясных обстоятельств обеденный перекур продолжается еще тридцать пять минут после перерыва. Наконец, каменщики надевают рукавицы, полные желанием установить какой-нибудь новый рекорд. Но тут приходится снимать рукавицы и снова устраивать затяжной перекур, потому что сорок минут не подают раствор. А за четверть часа до конца смены на работе уже никого нет.

Наутро хронометражисты приходят в бригаду монтажников т. Пилюева и являются свидетелями еще более странной картины. Бригада собралась вокруг своего бригадира, настроение приподнятое, по кругу ходит заздравная чаша.

В чем дело? Напрашивается ответ, что празднуют установление очередного рекорда. Наиболее юные члены бригады (молодые ноги) то и дело бегают в магазин и пополняют запасы спиртного. К работе бригада так и не приступает. Не приступает бригада к работе и на следующий день. Опять на площадке звенят стаканы, слышатся тосты, доносится нестройное пение.

Трудно сказать, что полезнее для производства: являться на работу и пьянствовать всю смену или на работу не являться, а заниматься тем же самым по месту своего постоянного жительства. Во всяком случае, в строительно-монтажном управлении № 26 придерживаются иной точки зрения, чем бригадир т. Пилюев, который, как мы знаем, предпочитает пикники на фоне индустриального пейзажа. В этом СМУ триста девять рабочих. В первый день после получки не вышли на работу пятьдесят три человека, во второй — сорок семь, в третий — сорок пять. Тенденция к снижению прогулов, конечно, прослеживается, но не в таких размерах, чтобы вселять радость и оптимизм.

— Да что вы, никаких прогулов у нас нет и в помине, — уверяют руководители управления. — Какие же это прогульщики! Люди выполняли свои государственные обязанности.

— Какие именно?

— Ну, самые разнообразные. Одни