и увидела Фархата. Он был как всегда неотразим в синих джинсах, футболке-поло и очках-авиаторах.

“Видимо только что приехал и не успел

переодеться”, - подумала Джамиля и улыбнулась.

— Это получилось спонтанно, — объяснила она, а Фара снял очки и убрал их в нагрудный карман. — Я не планировала. Просто хотела приехать сюда.

— Рад слышать, — он подошел ближе и тоже положил руки на перила. — Понравилось тебе у нас?

— Очень. И знаешь, я очень счастлива, что открыла для себя это место.

Они встретились взглядами и улыбнулись друг другу.

— Вдали от городской суеты все кажется таким простым и правильным, — добавила она. — Ребята молодцы, да? Такие маленькие и уже бойцы.

— Да, — кивнул Фархат. — Это дети с аутизмом. Их привозит фонд, с которым мы работаем уже несколько лет.

— Вот про кого надо снимать программы.

— Спасибо, конечно, — усмехнулся Фархат. — Но я не люблю публичность.

— А я не про тебя, — повернулась к нему и закрыла один глаз. — Я про лошадей.

— А, ну да, конечно, — рассмеялся Валиев.

— Как тонко они улавливают настроение, дарят спокойствие и поднимают настроение. Знаешь, я как тебе благодарна за то, что ты меня познакомил с этим миром? Я чувствую, что оживаю здесь по-настоящему.

Подул мягкий ветер и Джамиля вновь закрыла глаза на несколько секунд, а Фархат смотрел на ее точеный профиль и не мог налюбоваться. Собранная и яркая на экране, в жизни она была совсем другой: настоящей, искренней, ранимой, притягательной.

Он думал: “Для чего-то ведь она появилась в моей жизни и засияла яркой звездой? Но для чего, если она отвергает все попытки сблизиться с нею?”

— Если бы был жив мой сын, я бы хотела показать ему эти места, — призналась Джамиля.

— Расскажи о нем, — попросил Фархат.

— Закир был… очень добрым. Из всех его качеств именно доброта поражала меня больше всего. У меня же еще есть старшая дочь. Так вот она кремень, очень сильная девочка. Сильнее меня. А Закир был добрее. Моя мама всегда ворчала, что мальчик не может быть таким мягкотелым иначе станет тюфяком и все им будут пользоваться. Но знаешь, что интересно? Я помню, в Оксфорде ко мне подходили его однокурсники — ребята англичане и иностранцы, и говорили о нем только хорошее. А пара профессоров сказали, что я должна им гордиться. И ведь я правда им гордилась, хотя не хотела отпускать от себя.

Ее слова, пронизанные печалью, так тонко подобранные и искусно сплетенные, заставили суровое и железное мужское сердце сжаться от внезапной тоски. Материнская любовь не знает границ, а она вне всякого сомнения страдала до сих пор, пусть и говорила об утрате спокойно. Валиев не знал, через какой ад она прошла, но готов был склонить голову перед ней, и если бы позволила, постарался сделать ее счастливой.

— Прости, Фархат. Я разговорилась, — уголки ее губ задрожали.

— Мне интересно все, что ты говоришь. Не хочешь прокатиться?

— Можно, — согласилась Джамиля. — Я для этого и приехала.

А дальше была двухчасовая прогулка, долгие разговоры и длинные паузы. Фархат рассказал ей о сыне, его диагнозе и борьбе за право называться нормальным. И Джамиля чувствовала, как он им гордиться и сколько всего делает ради него.

— Этот клуб я купил, потому что Рафе нравилось здесь заниматься, а владелец собирался его закрывать. Не тянул. Вот тогда-то я и подумал, почему не расширить горизонты, — рассказал он, когда гуляли по поляне, пока скакуны отдыхали.

— И у тебя отлично получилось. Все аккуратно, чисто, по-западному, — похвалила Джама.

— Здесь хороший управляющий. И работают люди, которые любят лошадей.

— Без этого нельзя. Надо всё делать с любовью. “Твердят: «Вначале было слово…» А я провозглашаю снова: Все начинается с любви! Все начинается с любви: и озаренье, и работа, глаза цветов, глаза ребенка — все начинается с любви”.

— Это кто? — остановившись рядом с ней, спросил Фархат. В эту минуту он чувствовал себя восторженным мальчишкой перед девчонкой, которая так проникновенно читает стихи.

— Это Роберт Рождественский.

Их плечи соприкоснулись. Фархат сделал это намеренно, но Джамиля не почувствовала подвоха. Повернувшись к ней, мужчина поднял руку и пригладил ее волосы, что блестели на солнце.

— Фархат, — Джама попыталась остановить его, но было уже поздно. Мягко притянув ее к себе, мужчина коснулся губами ее теплых, бархатных губ и весь мир перестал для него существовать Он целовал нежно, неспешно, осторожно и в какой-то момент понял, что она отвечает, но… все закончилось очень быстро.

Джамиля положила ладони на его грудь и легонько оттолкнулась. Фархат закрыл глаза и разочарованно вздохнул, поняв, что больше она к себе не подпустит.

А все потому что Джамиля забылась и на секунду позволила себе попробовать поцеловать другого мужчину, а не Даниала. Но как только она это сделала, то поняла, что ошиблась. Нет, у нее совершенно не получалось забыть. А обманывать ожидания другого женщина не хотела. И потому, набравшись смелости, сказала осторожно:

— Прости, но я не могу. Я не готова к новым отношениям, потому что не отпустила прошлые.

Немного помолчав, Фархат покачал головой и ответил:

— Это ты меня прости. Никогда не встречал такой, как ты. Вот и подумал…

— Обязательно встретишь. В сто раз лучше меня встретишь. Ту, что тебе ответит.

— Да ладно, — махнул он рукой, сделав вид, что все у него хорошо. — “Динамо” — не мой любимый клуб. Пойду отвяжу лошадей.

Он развернулся и направился к коням, но внезапно услышал за спиной ее беспомощный стон:

— Ай!

Обернувшись, Фархат увидел, что Джамиля согнулась пополам и схватилась за живот.

— Что такое? Где болит? — подлетел он к ней.

— Ой, очень болит. Резко, — выдохнула она. — Уф, такая острая боль, как будто иглой проткнули.

— Надо срочно возвращаться.

— Ай! — вскрикнула Джамиля и сильно сжала пальцами его руку. — Кажется, мне надо в больницу.

Глава 34. Больница

Валиев гнал по городу, как сумасшедший, пока Джамиля полулежала на заднем сиденье, корчась от боли, но стараясь не показывать, насколько ей плохо. Хотелось громко стонать, кричать, плакать, но она держалась, потому что на Фархате и так лица не было. В первые минуты он не растерялся, а сразу же позвонил кому-то в КСК и через десять минут один из инструкторов приехал за ними на машине шефа. Вдвоем они положили Джамили, а Фархат сел за руль и втопил так, что под колесами чуть не заискрило.

— Потерпи, моя хорошая. Сейчас приедем!

— Фархат, спасибо тебе, — еле дыша, промычала Джамиля. Положив холодную ладонь на лоб, она поняла, что вся вспотела. В