К дебюту Холмса преступления Джека-потрошителя еще не подоспели, но с развитием образа Холмса в многочисленных последующих рассказах он становится едва ли не перевернутым, зеркальным отражением Джека-потрошителя: если Джек неуправляем, немотивирован, темен и таинственен как ночь, Шерлок рационален, обнадеживает блеском ума и способностью пролить свет в самые темные и таинственные из закоулков. Там, где полиция терпит фиаско — и в раскрытии реальных убийств в Уайтчепеле, и в случаях, вымышленных сэром Артуром Конан Дойлом, — Холмс всегда добивается успеха. Но под влиянием странного смещения двух образов — Джека и Холмса — один из немногих, кому довелось видеть серийного убийцу, утверждал, что на нем была охотничья шляпа Шерлока Холмса.

Уместно и естественно, что именно к Шерлоку обращаются с самыми трудными и неразрешимыми своими проблемами успешные бизнесмены, правительственные чиновники и особы королевской крови со всей Европы. Хотя по большей части клиенты его отнюдь не сильные мира сего, а люди самые обычные. В их числе викарии, машинистки, инженеры, домохозяйки, гувернантки… те, кому приходится вечерами возвращаться домой по темным улицам, — словом, такие же люди, как и те, кто читал рассказы самого сэра Артура Конан Дойла в журналах и уверовал, что поймать Джека-потрошителя все-таки можно.

В Шерлоке Холмсе, как в мире, который он воплощает, есть нечто прочное, надежное. В то же время, и это сходится с распространенным представлением о Потрошителе, Холмс — чудак, человек странный, живущий наособицу, как бы вне того, что зовется нормальным обществом. Он ни с кем не связан тесными семейными узами, он подвержен приступам глубокой депрессии и периодически лечит скуку и апатию наркотиками; а беззаветная преданность идее справедливости, как ее толкует он сам, иной раз заставляет его поступать опрометчиво и ставит в положение невыгодное и даже опасное.

Истории о нем всегда восхитительно интересны, хотя порою и расстраивают. Холмс постоянно в центре повествования, он геройски преследует преступников — то гонится за ними в двуколке, то настигает на лодке в лондонском Пуле. И он же завсегдатай опиумных притонов, и при первом нашем с ним знакомстве, в «Этюде в багровых тонах», позволяет себе выходки вполне в духе Потрошителя — колотит палкой трупы.

И все это, конечно же, часть его работы, как и последнее из новшеств Викторианской эпохи — судебно-медицинская экспертиза.

ПРИКЛЮЧЕНИЕ СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКОГО ЭКСПЕРТА

Осматривая на труп, медик должен заметить все.

Альфред Суэйн Тейлор. Учебник судебной экспертизы (1844)

Что видел человек, входя в викторианский морг?

Больничное помещение с окнами, вероятнее всего, во двор, с тем чтобы посторонние не заглядывали внутрь. Стекла замазаны мылом либо салом, но работать лучше при дневном свете. В центре — каменный стол без ободков и стоков, поэтому жидкость со стола стекает прямо в опилки на полу.

Иногда над камином предусмотрена тайная каморка, куда, чтобы избежать расследования, крюками и веревками на блоке подтягивают и прячут сомнительным образом полученный труп. Мысль о том, что студентам-медикам приходится оттачивать свое профессиональное мастерство, вскрывая трупы, глубоко беспокоила общество и ранее столетиями осуждалась церковью.

С XVII века доктора практиковались на трупах заключенных, а когда запас их иссякал, прибегали к услугам темных личностей, похищавших трупы из свежих могил и продававших их в медицинские учебные заведения. (Выкрасть труп тогда не считалось нарушением закона, но похитители могли попасть под суд за кражу одежды покойника.)

Анатомический акт 1832 года был попыткой позволить медикам получать для своих нужд трупы легально. С того времени трупы обитателей работных домов, не востребованные родственниками в течение двух или более суток, разрешалось отправлять в больницы. Но проблемы оставались. Иногда от родных скрывали, что труп, выданный им для погребения, подвергся в больнице вскрытию, а статус и полномочия работных домов были таковы, что иной раз родственники вообще не решались обращаться за телом умершего, обрекая его тем самым на вскрытие — скрепя сердце, но молча.

Трупы, необходимые студентам-медикам для вскрытия, поступали в бочках с надписью «свинина» или «говядина» и залитые спиртом. Первым делом уничтожались все приметы, позволяющие идентифицировать труп, после чего тело водружали на стол, клали на спину, подсовывая под шею и плечи деревянный брусок, чтобы приподнять грудину, и приступали к вскрытию: медик делал первый разрез от подбородка до лобковой кости. До появления электрических пил вскрытие грудной клетки требовало немалых усилий. Лишь в 1947 году доктор Гомер Страйкер изобрел осциллярную хирургическую пилу, которую стали называть его именем.

В этих зловонных помещениях медики рисковали подхватить инфекцию, так как работали они голыми руками, не прикрывая лица, а тело защищал один лишь фартук. Но постепенно, мало-помалу, они во всех деталях узнавали особенности того или иного организма и устанавливали возможную причину смерти.

Они учились искусству чтения человеческого тела.

*

В течение XIX века искусство экспертной интерпретации оставленных преступником следов развивалось в двух родственных и все же независимых направлениях. Во-первых, специалисты изучали само тело в морге или посредством химического анализа, как в случае Уильяма Палмера. А во-вторых, дотошно выискивались малейшие улики, оставшиеся на месте преступления. Здесь дело шло медленнее.

Первое наше знакомство с Шерлоком Холмсом происходит в контексте обоих этих занятий, хотя второе было более новаторским. При первом своем появлении в повести «Этюд в багровых тонах» (1887) доктор Джон Ватсон узнает от приятеля, что его знакомый, «один малый, который работает в химической лаборатории при нашей больнице», собирается снять квартиру и ищет себе компаньона. Доктор Ватсон и сам хочет снять жилье, потому с радостью спешит познакомиться с неизвестным ему химиком.

Общий знакомый ведет Ватсона в больницу Святого Варфоломея, где пока еще неведомый Шерлок Холмс проводит большую часть дня. Приятель предупредил Ватсона, что Холмс немножко чудаковат. Например, видели, как он колотил палкой трупы, по-видимому, «чтобы проверить, могут ли синяки появиться после смерти». Мы узнаем также, что Холмс испытывает противоестественный интерес к ядам.

Легко могу себе представить, что он впрыснет своему другу небольшую дозу какого-нибудь новооткрытого растительного алкалоида, не по злобе, конечно, а просто из любопытства, чтобы иметь наглядное представление о его действии. Впрочем, надо отдать ему справедливость, я уверен, что он так же охотно сделает этот укол и себе. У него страсть к точным и достоверным знаниям.

Доктор Ватсон застает Холмса за работой в химической лаборатории. Холмс в приподнятом настроении, так как только что открыл новый способ обнаружения следов крови. «Нашел! Нашел!» — кричит он, бросаясь навстречу гостям с пробиркой в руке.

Потом Холмс трясет руку Ватсону. «Здравствуйте! — приветливо сказал Холмс, пожимая мне руку с силой, которую я никак не мог в нем заподозрить. — Я вижу, вы жили в Афганистане».