– А за что он сидел? – тихо спросил Щукин у Григория, не зная, что сказать еще.

– Бытовуха, – ответил тот, – я точно не знаю – Студент неразговорчивый был, но на зоне обычно ничего ни от кого утаить нельзя. Вроде бы Студент к бабе пришел, а тут муж этой бабы из командировки вернулся… Муж – понятное дело – на Студента набросился, а тот его… пырнул чем-то. Даже не убил, но поцарапал. Крик поднялся, соседи прибежали, Студента скрутили, в ментовку его… Муж этой бабы, с которой Студент был, шум поднял, в газеты стал писать, Студента и посадили… Тем более что у Студента еще до этого случая напряги с ментурой были – его вроде бы обвиняли в том, что он лекарства из своей поликлиники тырил и продавал… Дело вроде замяли, а потом этот муж его откопал и, кажется, тоже в газетах пропечатал. А менты, чтобы его успокоить, и сунули Студента на два года за нанесение тяжких телесных… Им тоже – лишний раз в старых делах копаться неохота…

– А муж этой бабы, – спросил еще Щукин, – что – журналист был?

– Ага, – закивал головой Григорий, – журналист. Я вспомнил. А ты откуда узнала?

– Ну… Раз в газетах печатается… А что ты там говорил про то, как Студент лекарства воровал? Наркотические вещества, что ли?

Григорий пожал плечами.

– Ну уж не аспирин, наверное, – сказал он, – да не знаю я точно. Что мы про этого Студента целый час уже разговариваем? Давай лучше выпьем.

Они выпили. Щукин закусил салатиком.

«Ничего салатик, – крутнулась в его голове ненужная мысль. – Довольно сносно готовят в этом заведении».

Салатик, однако, явно просился обратно, сработала привычка, приобретенная Николаем за годы жизни – всякая ненужная и вредная организму субстанция автоматически отторгалась. Не про салатик, конечно, говорится – про водку.

Щукин глотнул пива, чтобы успокоить желудок более или менее нейтральной жидкостью. Ничего не помогло – салатик упрямо вздымался вверх по пищеводу.

«Черт возьми, – подумал Щукин, – все-таки, наверное, нужно сходить того… Избавится от лишнего. А потом еще повытрясу у Григория сведений о Студенте».

Он поднялся.

– Григорий, я на минутку только, ты смотри… не очень-то напивайся. С непривычки развезет. Наскандалишь, и опять туда… Не дай бог, конечно, это я так…

В бутылке Щукина еще оставалось немного водки. Григорий давно жадно посматривал на нее.

Григорий понимающе кивнул и с улыбкой развел руками – мол, какие проблемы?..

Да, действительно – какие могут быть проблемы – в баре-то почти никого не осталось.

– Ты чего будешь пить-то? – спросил Григорий, когда Щукин уже направился в сторону туалета. – Я же вижу – водка не идет у тебя…

В этот момент – не успел Григорий договорить – дверь бара с грохотом распахнулась, и в помещение ввалилась развеселая компания – четверо крупногабаритных, коротко стриженных молодых людей в черных кожаных куртках. Впрочем, молодыми были только трое из них, четвертому – здоровому мужику – лет, наверное, было под сорок.

Вероятно – главный. Пахан, так сказать. Словно отличительный знак, на указательном пальце его правой руки переливался всеми цветами радуги массивный золотой перстень с бриллиантом.

Трое молодых спутников называли его – Петрович.

– Хозяин! – с порога закричал Петрович. – Хо… хозяин! Водки давай!! Шампанского! Шампанского давай! – он властно подбоченился. Покачнулся и едва не упал.

«Черт возьми, а вся компания-то, прямо скажем, безобразно пьяна, – подумал Щукин. – Наглухо… А голос этого Петровича мне кажется знакомым. Только не могу вспомнить – где я его слышал?»

Григорий посмотрел на них с завистью и нескрываемым восхищением.

Бармен, покоренный сверканием чудо-перстня, тут же бросился выполнять приказание Петровича – притаранил за их столик три бутылки водки и пару шампанского.

– Так ты что будешь пить? – повторил свой вопрос Григорий, оторвав, наконец, взор от нетрезвых пришельцев.

– Шампанское, – сказал Щукин первое, что пришло ему в голову, – шампанского я выпью. Девушки любят шампанское, если ты, Григорий, это уже забыл.

– Не забыл! – радостно осклабился Григорий.

Пока Григорий заказывал шампанское и еще бутылку водки, Щукин немного задержался в зале – у открытого окна. Глотнул свежего воздуха в надежде, что ему полегчает и тошнота отступит.

Нет, не отступила.

А эти парни, несмотря на то что были сильно подшофе, вели себя довольно прилично – пожалуй, только слишком громко разговаривали. Петрович же вообще никакого участия в разговоре не принимал. Он снял с пальца свой выдающийся перстень и принялся сосредоточенно катать его по столу. Парни затянули какую-то песню.

Щукин спустился в туалет.

* * *

Сверху, из зала, глухо звучала пьяная песня, а желудок Николая разбушевался не на шутку. Он изверг в сияющие недра унитаза все, что Щукин сегодня выпил и съел, и, кажется, даже то, что не пил и не ел. Освободился, в общем, полностью.

Облегчившись, Щукин хотел умыться холодной водой, но вовремя вспомнил, что он сегодня играет роль женщины.

– Макияж смою, – пробормотал он, – а подправить мне его нечем. Хотя, с другой стороны – надоело до чертиков в бабском обличье быть.

Песня в баре уже смолкла. Выпивают, наверное. Потом Щукин насторожился – довольно громко загомонили голоса.

Шумная застольная беседа, или?..

Может, там случилось что-то?.. Драка или еще что… Николай решил посмотреть – поднялся в зал из туалета.

При входе в зал Щукин столкнулся с насмерть перепуганным барменом. Он как-то дико посмотрел на Николая и шмыгнул мимо, вниз.

«Так, – подумал Щукин, – чего я и опасался. Чего в принципе и следовало ожидать. А что? Ночь, полупустой бар, пятеро пьяных парней…»

* * *

Прямо посреди зала трое давешних пьяных молодчиков молотили Григория ногами. Тот, кувыркаясь между опрокинутыми столами и переломанными стульями, страшно вопил. Кажется, что-то угрожающее.

«Интересно, за что они его? – безо всякого интереса подумал Щукин. – Чем это он им за несколько минут моего отсутствия успел насолить?»

Пахан Петрович участия в потасовке не принимал. Он спокойно стоял у стеночки. Курил.

«Ну, что же? – решил Щукин. – Надо мне, наверное, помочь своему собутыльнику».

Теперь он чувствовал себя немного лучше – хмель в голове порассеялся. А парни катали Григория, так сказать, в полную силу. Норовили попасть по голове. Григорий, кстати, от таких ударов удачно уворачивался – опытный, значит, в подобных делах человек.

«Так, моральное воздействие сейчас вряд ли поможет, – подумал Щукин. – Буду пытаться оказывать физическое. Придется вспомнить все, чему меня учили в армии».