это принятие наделенными соответствующей властью людьми определенных правил поведения, которые либо не соблюдались, либо не имели обязательной юридической силы до того, как верховная власть приняла акты, обеспечивающие их соблюдение. Но даже новые законы крайне редко бывают нововведениями в полном смысле слова. Они всегда или почти всегда основаны на уже существующих обычаях и общественном мнении, всегда или почти всегда в той или иной мере согласуются с ними и до того негласно зреют в умах общества, готовящегося их принять. Самый деспотичный монарх в мире не сумел бы навязать своим подданным абсолютно новый закон, который противоречил бы склонностям и природе данного сообщества, оскорблял бы их унаследованные от предков мнения и привычки, попирал бы их заветные чувства и чаяния. Даже в самом, казалось бы, революционном постановлении всегда есть консервативный элемент, который зиждется на согласии общества ему повиноваться. Только тот закон, который в какой-то мере соответствует истории народа, может формировать будущее этого народа. Перестройка человеческого общества от фундамента и выше – это далекоидущее предприятие, достаточно безобидное, пока оно ограничено утопиями философствующих мечтателей, но опасное и, возможно, катастрофическое, когда его пытаются осуществить на практике демагоги или деспоты, которые самим этим дерзновением лишь обнаруживают незнание фундаментальных принципов того, что они столь опрометчиво берутся исправить. Общество – не готовая структура, а вечно растущий организм. Мы можем модифицировать этот рост и придать ему более совершенные формы, подобно тому, как садовник своим искусством получает цветы более красивой формы и более насыщенного оттенка из скромных полевых трав и цветочков с речного берега… Но создать общество с нуля мы так же бессильны, как садовник бессилен создать из ничего новую лилию или розу. Таким образом, в каждом законе, как и в каждом растении, есть элемент прошлого, элемент, который, если бы мы могли вернуться к его истоку, привел бы нас к самым ранним стадиям человеческой жизни в одном случае и к самым ранним стадиям жизни растений в другом.

LXXVI. Непрерывное изменение этики

Этический, как и правовой, кодекс любого сообщества нуждается в постоянном пересмотре, это вряд ли будет оспариваться кем-либо из проницательных и беспристрастных наблюдателей. Старое представление о том, что принципы добра и зла неизменны и вечны, больше не выдерживает критики. Область этики так же, как и физический мир, подчинена закону непрерывных изменений, вечной трансформации и текучести. Стоит лишь порассуждать о различиях, непоследовательности, внутренних противоречиях этических понятий и этической практики не только у разных народов в разных странах, но и у одного народа в одной и той же стране в разные эпохи. Разве можно утверждать, что основы морали вечны и неизменны? Если они и кажутся нам такими (какими, вероятно, казались во все века людям, которые не распространяли свои взгляды за узкие рамки своего времени и страны), то, по всей вероятности, это просто потому, что скорость изменений обычно столь медленная, что в любой отдельно взятый момент она незаметна и может быть обнаружена только путем сравнения наблюдений, проводимых в течение длительных периодов времени. Если бы мы произвели такое сравнение, вероятно, это убедило бы нас в том, что если мы говорим о моральном законе как о неизменном и вечном, то это может быть только в относительном или переносном смысле, в котором мы применяем те же слова к очертаниям гор, оценивая их в сравнении с кратковременной жизнью человеческих поколений. Горы тоже исчезают, хотя мы этого и не видим; ничто не вечно – ни под солнцем, ни над ним. Мы так же бессильны остановить процесс нравственной эволюции, как не можем остановить действие приливов или движение звезд.

Нравится нам это или нет, но моральный кодекс, с помощью которого мы регулируем свое поведение, постоянно пересматривается и видоизменяется: старые правила вычеркиваются, а новые правила вписываются в палимпсест сосредоточенной и неутомимой рукой невидимого писца. В отличие от публичного и формального пересмотра юридического кодекса изменение морального кодекса всегда носит частный, негласный и неформальный характер. Законодатели, которые принимают законы, и судьи, которые их исполняют, не одеты в торжественные одежды, их указы не провозглашаются под рев медных труб и с церемониальной пышностью. Мы сами законодатели и судьи: именно весь народ устанавливает и изменяет этические стандарты и выносит приговор, руководствуясь ими. Мы сами заседаем в высшем апелляционном суде, ежедневно судим правонарушителей, и, если захотим снять с себя ответственность, мы не сможем этого сделать. Все, что в наших силах, – как можно более добросовестно и всесторонне рассмотреть доказательства, чтобы из-за слишком узкого и пристрастного взгляда не допустить непоправимой несправедливости в отношении тех, кто находится на скамье подсудимых. Пожалуй, мало что может лучше уберечь нас от узости и чрезмерной жесткости моральных суждений, чем широкий взгляд на поразительное разнообразие этической теории и практики, которое мы наблюдаем у различных сообществ в разные эпохи. Соответственно, можно ожидать, что сравнительный метод, применяемый к изучению этических феноменов, сделает для морали то же, что тот же метод, применяемый к религиозным явлениям, в настоящее время делает для религии, расширяя наш ментальный кругозор, расширяя границы знаний, проливая свет на происхождение современных верований и практик и тем самым помогая нам заменить отжившее и лишенное силы чем-то новым и полным жизни, а то, что оказалось ложным – чем-то истинным и реальным.

LXXVII. Наш долг перед дикарем

Наше общество зиждется на фундаменте, созданном предыдущими поколениями, и мы можем лишь отдаленно представить себе те усилия, которых стоило человечеству подняться до той точки, которой мы достигли (в конце концов, не такие уж это высоты). Мы благодарны безымянным и забытым труженикам, чьи терпеливые мысли и деятельные усилия во многом сделали нас такими, какие мы есть. Количество новых знаний, которые одна эпоха, тем более один человек, может добавить к общему запасу, невелико, и это доказывает, что пренебрегать необъятным вкладом тех анонимных деятелей, превознося те крупинки, что выпала честь внести каждому поименно, – не только неблагодарно, но бесчестно и попросту глупо. В настоящее время опасность недооценки вклада, который современность и даже классическая древность внесли в общее развитие человечества, пожалуй, невелика. Но когда речь заходит о чем-то сверх упомянутых периодов, дело обстоит иначе. Презрение, насмешки, отвращение, порицание – как правило, ничего другого не удостаиваются первобытные люди и их образ жизни. И все же из тех, кого мы обязаны помянуть добрым словом, многие, если не большинство, были первобытными дикарями. Так или иначе, наше сходство с ними все еще преобладает над отличиями. Тем, что у нас есть общего с ними и что мы сознательно сохраняем как