– Если бы ты знал, какой бардак творится в его столице на самом деле, – махнула рукой пресс-секретарь Белого дома. – Закурить есть?

– Не курю. И тебе…

– Пошел в задницу, – ласковым тоном посоветовала Сара Коул. – За своей мамой следи, ублюдок.

– Понял. Заткнулся. Готов искупить, – Лукаш оглянулся на замешкавшегося у телевизора Ковача, который внимал дискуссии приглашенных в студию политиков: а высадили бы китайцы десант в Сан-Франциско, если бы вытеснение афроамериканцев прошло не так организованно и безболезненно. – Ковач, дай сигарету и огоньку.

Ковач, не отвлекаясь от телевизора, бросил Лукашу пачку сигарет и зажигалку.

– Вот, пожалуйста, травись, – сказал Лукаш Саре.

Сара закурила.

– Вредная привычка, – Лукаш демонстративно помахал рукой перед своим лицом, отгоняя дым. – Умереть можно.

– Ужас, – подтвердила Сара, затягиваясь. – Кошмар. Так страшно иногда становится от мыслей о никотине, что приходится курить, чтобы успокоить нервы. Кстати, по поводу бардака в столице…

Сара в две глубоких затяжки добила сигарету и от окурка прикурила следующую.

– Ковач, сигареты я тебе не верну, – сказал Лукаш.

– На здоровье! – отмахнулся Ковач.

– Так вот, о бардаке. Когда шеф узнал о тебе…

– Ой! – воскликнул Лукаш, прижимая ладони к щекам. – Шеф? Узнал? Обо мне? Ой!

– Дурак, – пожала плечами Сара. – Шут и балбес.

– А если я тебя за оскорбления по судам затаскаю? – деловито осведомился Лукаш. – За диффамацию и низведение?

– Хоть за изнасилование, – разрешила Сара. – В извращенной форме.

– Так вроде еще не…

– Еще раз перебьешь – прямо здесь, – Сара оглянулась по сторонам. – Во-он в том углу.

– Знаешь, Сара Коул, ты меня ставишь в неловкое положение, между прочим. Если я заткнусь – это будет оскорблением для тебя, типа я не хочу, чтобы ты меня… в извращенной форме… А если я не заткнусь – это может быть воспринято тобой как открытое признание и даже провокация к изнасилованию… А ты – на работе. А шеф тебе в самый ответственный момент позвонит и потребует быть у него в Овальном кабинете… – Лукаш наклонился к Саре и тихо, чуть касаясь губами ее уха, прошептал: – Но ты можешь назвать любое место и любое время, когда я буду в полной твоей власти…

– Когда шеф узнал, что на тебя напали неподалеку от Белого дома… – не отстраняясь, сказала Сара. – Он пришел в ярость, лично позвонил мэру и начальнику полиции с требованием разобраться и наказать.

– Боже, какие мы популисты! – восхитился Лукаш. – До выборов еще два года, я по определению не буду участвовать в голосовании, а сам президент Соединенных Штатов так беспокоится о моей участи… Может, денег даст? В компенсацию?

– Долларов? – спросила Сара. – Сколько килограммов?

– Спасибо, я обойдусь. И, кстати, правда, что в Белом доме зарплату платят в евро? – тихо спросил Лукаш. – Официально – в долларах, а втемную…

– Без комментариев, – отрезала Сара. – И чтобы закончить – шеф выразил желание лично пообщаться с тобой.

– Мать твою… – искренне удивился Лукаш. – Это еще с каких хренов? Я спокойно занимаюсь богемой и бомондом, не лезу в политику. Ну, разве что генерала убью, да и то нашего, российского. На кой я президенту? И на кой президент мне?

– Я тоже полагаю, что смысла в этом нет, – Сара оглянулась по сторонам, подошла к кофейному автомату и загасила окурок о его бок. – Но шеф так решил, и кто я такая, чтобы с ним спорить? Я связалась с твоим Петровичем, он сказал, что не возражает, что на этой неделе мы можем на тебя рассчитывать. Я думаю – послезавтра, у шефа график не такой плотный, можно будет потратить пару минут на международный пиар. Ты же тиснешь материальчик на эту тему? Или даже получишь эксклюзивное интервью с президентом. Да и спрашивать тебя никто не будет – хочешь или нет, твой Петрович, если что, пинками тебя пригонит. Так что – до встречи.

Сара вышла из здания.

– У тебя с ней что-то было? – спросил Ковач.

– Не-а, – мотнул головой Лукаш. – И вряд ли будет.

– Не зарекайся, парень, – Ковач похлопал Лукаша по плечу. – Она баба настойчивая и та еще штучка…

– И задница у нее – просто шедевр, – закончил за Ковача Квалья. – Я бы, не задумываясь…

– А я… – начал Лукаш, но тут позвонил Петрович.

Оказалось, что Лукаш все сорвал и завалил, что он, бездельник, не выполнил прямого распоряжения начальства – ты, сука, во сколько должен был мне предоставить материал про свое геройство? – мало этого, так ты еще и за каким-то хреном приглашен в Белый дом, а я, Петрович, какого-то дьявола должен буду тебя сопровождать на эту встречу в верхах.

Лукаш переключил телефон на громкую связь, и теперь Квалья с Ковачем сочувственно рассматривали коллегу и качали головами.

– Я сейчас приеду к тебе, – сказал Лукаш.

– Да уж постарайся. Напрягись! – прорычал Петрович и отключился.

– Хороший у тебя шеф, душевный, – одобрительно кивнул Квалья.

– А ты не лезь в наши загадочные русские души, – посоветовал Лукаш. – Вон, Ковач, насколько славянин, а не лезет. Понимает, что может схлопотать.

– Понимаю. Хоть и не славянин, а мадьяр, но понимаю. Ты своего шефа в «Мазафаку» пригласи, вот там и поболтаешь с ним в приватной обстановке. В располагающей к контакту…

– Это «Мазафака» располагает к контакту? – Лукаш сунул Ковачу его сигареты и зажигалку. – Ладно, мне пора к шефу. Общаться.

Выходя, он услышал, как Квалья говорит Ковачу, что Петрович беднягу совсем загонял, а Ковач соглашается и даже предлагает поговорить с Петровичем, чтобы тот не давил.

«Ну-ну, – подумал Лукаш. – Поговори. Конечно, ребята молодцы, что так искренне жалеют хорошего парня Лукаша. Но и Лукаш с Петровичем молодцы, раз уж парни искренне жалеют. Хорошо играем. Обалденно».

А материал о героическом подвиге славного журналиста Лукаша был уже написан. Лично Петровичем, шепнула Анюта Лукашу, когда тот ознакомился со статьей.

– С ума сойти, – согласился Лукаш. – И ты смотри, как бойко я пишу, оказывается. «Я понял, что только решительные действия могут спасти меня от смерти!» И стал решительно действовать, чтобы спасти себя от смерти.

– Где? Где это он так? – забеспокоилась Анюта, сунулась к монитору, потом поняла, что это Лукаш так шутит, и влепила ему подзатыльник. – Сам бы написал. А Петрович с шести утра это ваял.

– Может, я лучше сейчас напишу всю эту ерунду заново? Чтобы не краснеть потом. У меня есть имя и гордость, в конце концов.

– Жаль, что у тебя есть гордость, – вздохнула Анюта. – Только поздняк метаться, статья уже в Сети. И уже пошли перепосты и ссылки. Знаешь, сколько ты набрал за первый час?