Она хлопает в ладоши.

– Спасибо, Ан. Я у тебя в долгу.

– Это я у тебя в долгу за то, что привела меня в порядок. Будем надеяться, что я не выставлю себя на посмешище перед этим красавчиком-принцем.

– У тебя все получится.

Слегка пожав мне руку, Линьси выскальзывает из комнаты.

Имея в запасе свободное время, я иду к большому залу возле озера Муан, минуя куполообразный павильон у воды. Заслышав плывущие в воздухе меланхоличные ноты, навостряю уши. Вероятно, это снова тот же флейтист. Очарованная, я стою и слушаю. Хоть и ничего не понимаю в музыке, но, как по мне, именно так звучит небесная поэзия.

Мелодия резко обрывается, и из павильона выходит стройный молодой человек с флейтой в руке, направляясь прямиком ко мне. Он одет в простой белотканый, ничем не украшенный ханьфу с длинными, развевающимися при ходьбе рукавами.

Наконец он подходит достаточно близко, чтобы я смогла рассмотреть лицо. У меня перехватывает дыхание. Скулы и подбородок парня будто вырезаны рукой богов! Глаза у него большие и очень темные, а губы пухлые, как у женщины. Наиболее притягательным мне кажется застывшее на его лице выражение печали.

Заметив меня, он вопросительно наклоняет голову.

– Добрый вечер.

– Простите, я, я не… я просто… вы… вы такой… – Мысленно даю себе хорошего пинка и предпринимаю вторую попытку: – Простите, что побеспокоила. Ваша игра столь прекрасна, что мне захотелось послушать еще. – Я неловко указываю на его тонкую бамбуковую поперечную флейту.

– Спасибо. – Он кланяется, сверкая единственным красным драгоценным камнем в центре тонкой золоченой повязки на лбу. – Если хотите, я могу исполнить еще одну песню. Нечасто мне удается найти благодарную аудиторию.

– В это трудно поверить, ведь вы очень хорошо играете.

– Уверяю вас, это только потому, что я играл внутри павильона. – Взмахом руки он указывает на строение позади себя. – Он был построен специально для усиления музыкальных качеств любого инструмента. Каждая каменная плита во внутренней стене была тщательно размещена с учетом акустики. Давайте я вам покажу.

Он подносит флейту к губам. Песня та же, но звучит иначе. Менее глубоко, менее волшебно. Однако в нотах по-прежнему слышится одиночество.

– Это исполнение столь же прекрасно, – говорю я, когда он заканчивает. Сама же не в силах оторвать взгляд от его невообразимо красивого лица.

– Вы слишком добры. Кажется, мы не встречались, если память мне не изменяет. Я Тай Шунь. А вы кто?

Ад меня разбери!

Я ведь видела его портрет, висящий на стенах дворца, и сразу должна была узнать его! Простые белые одежды и печальный свет в глазах разом обретают смысл. Его горе из-за смерти отца продлится дольше сорока девяти дней. Хоть император и совершал ужасные поступки, все же это его отец. Боль в груди, появляющаяся всякий раз, как я думаю о собственной маме, возвращается снова.

Я поспешно опускаю голову и кланяюсь, сгорая от смущения.

– Прошу прощения, ваше высочество.

– Пожалуйста, не церемоньтесь. Как вас зовут?

– Чжао Ан.

– Дочь главного министра?

– Да, я направлялась на банкет. Слышала, что вы тоже будете присутствовать.

– Банкет. Верно! – Тай Шунь опускает плечи. – Полагаю, мне нужно пойти.

У меня возникает стойкое ощущение, что я чем-то его расстроила.

– Не стану вас дольше задерживать. Уверена, что вас ожидают друзья.

– По-вашему, у принца есть друзья? – весело интересуется он. Прежде чем я успеваю придумать ответ, парень протягивает мне руку. – Мы направляемся в одно и то же место.

Я мысленно перебираю правила, которыми поделилась со мной Линьси. Банкет – это большое событие для важных чиновников и гостей. Он знаменует собой окончание траура, и Тай Шунь впервые после похорон отца появится на публике. Это может означать только одно: теперь на него будут смотреть как на императора, а не как на принца.

Хоть императрица и просила меня составить компанию Тай Шуню на банкете, войти в комнату с ним вместе совсем другое дело. Если я появляюсь с ним под ручку, не станет ли это сигналом, что между нами есть какие-то отношения? Не превращусь ли я в мишень?

Я слишком долго не отвечаю, и Тай Шунь опускает руку.

– Я знаю, о чем вы думаете, – говорит он. – Что скажут люди, если будет выглядеть так, будто я привел вас на банкет как свою особую гостью. Поползут ли сплетни? Уверяю вас, так оно и будет. Прошу прощения, что поставил вас в затруднительное положение. Давайте прибудем отдельно.

– Ни о чем подобном я не думала, – лгу я.

– Все в порядке, я привык.

У него делается подавленный вид. Не знаю, почему меня это волнует, но я не хочу, чтобы он грустил.

– Ваше высочество, – произношу я громко и отчетливо, – я сочту за честь сопровождать вас на банкет. – Хватаю его за руку и переплетаю наши пальцы, наплевав на то, что нарушила, скорее всего, с десяток дворцовых правил приличия.

Застигнутый врасплох, Тай Шунь смеется. Громко. И тут же вздрагивает, словно не узнает этот звук. В его смехе мне видится юноша, который мог бы быть счастлив.

В момент, когда мы с Тай Шунем заходим в парадные двери банкетного зала, прекращаются все разговоры. Мой взгляд жадно впитывает все вокруг: свисающие с богато украшенного потолка малиновые шелковые шторы, установленные в каждом углу фонари; свечи, плавающие в чугунных держателях в форме драконов. Я слышу льющуюся откуда-то музыку, узнаю звуки лютни и флейты, но не вижу музыкантов.

– Представляю наследного принца Тай Шуня и… и… – Глашатай запинается, увидев меня, и его пухлые щеки становятся такими же красными, как повязанный вокруг талии шелковый пояс. Кто-то склоняется к его уху и шепотом подсказывает, а он, едва не плача от облегчения, добавляет: – И госпожу Чжао Ан!

Мы кланяемся и получаем ответные приветствия. Одних аристократов шокирует, что их наследный принц все еще отказывается от украшений и носит траурные одежды. Другие смущенно поправляют собственные роскошные наряды и драгоценности. Несколько придворных дам открыто пялятся на меня, не трудясь скрыть интерес. Или отвращение. А у меня от нехорошего предчувствия крутит живот.

Шествуя с принцем через зал, я нигде не вижу отца, зато ловлю взгляд вдовствующей императрицы, которая сидит в конце на возвышении. Сейчас она одета в имперские цвета: слоновая кость, золото и малиновый. Широкий пояс, расшитый парами золотых фениксов, спускается от талии до подола. Как и у некоторых других здешних дам, декольте ее платья обезоруживающе глубоко. Но если кто-то засмотрится на нее дольше положенного, то может лишиться глаза, а то и двух.