– И что? – Глаза Сары расширились.

Глеб перевел дыхание.

– «Фалангер» получил критические повреждения. Мой спасательный модуль был эвакуирован с планеты на борту штурмового носителя. Силы Альянса уничтожили большую часть укреплений на Роуге, но не сумели довести операцию до полной победы. Немногие корабли вырвались оттуда. Ты знаешь, как действует автоматика спасательной капсулы. Система поддержания жизни погасила мое сознание в момент катапультирования. Затем по прошествии времени включился криогенный модуль. «Нибелунг», эвакуировавший немногих выживших, взял курс на Эрлизу, но был сбит и совершил вынужденную посадку. Много лет спустя место крушения обследовали «черные археологи» – эрлизианцы. Они перебили сервов, захватили криогенные модули и продали их вместе с содержимым в Форт Стеллар.

Сара потрясенно молчала.

– Я выжил в заключении, – продолжил Глеб. – Сумел найти способ вернуться на Роуг, отыскал свой подбитый «Фалангер», но кристаллосфера исчезла.

– Ее кто-то выкрал?

– Нет. Ника воспользовалась неизвестной мне технологией. Она покинула планету самостоятельно, переместив детали кристаллосферы в тело кибернетического организма.

– Каким образом ты это узнал?

– Она вышла на связь со мной. Предупредила, что, если наши пути еще раз пересекутся, она меня уничтожит.

Сара побледнела:

– Почему?

Глеб прекрасно понял вопрос. Сара знала, что такое прямой нейросенсорный контакт, как крепко он связывает человеческий рассудок и искусственный интеллект.

– Я отравил ее, – с горечью произнес Дымов. – Отравил своими мыслями, безысходностью, ненавистью. Ника впитала мои чувства. Она ненавидит людей. Считает нас источником абсолютного зла.

– И все-таки ты решился на ее поиски?

– Я должен ее найти. Мне нужно взглянуть в ее глаза, поговорить. Только я смогу остановить ее, пока не случилось беды.

– Понимаю… – медленно произнесла Сара. – Но почему именно система Валерайн?

– Мне удалось отследить канал гиперсферной частоты. Она выходила на связь отсюда. Возможно, с борта станции «Мантикора».

– Это невозможно! Наши системы безопасности не допустили бы проникновения на борт кибернетического организма!

Глеб достал из нагрудного кармана стереоснимок, молча протянул его Саре.

– Это Ника, – после непродолжительной паузы произнес он. – Изображение считано из моей памяти. На снимке виден интерьер отсека, из которого велась передача.

– Ничего общего с центром связи «Мантикоры». – Сара активировала кибстек, просканировала изображение. – Сейчас будет произведен поиск, – пояснила она. – Интерьер помещения подетально сравнят со всеми отсеками комплекса, а изображение Ники с теми людьми, кто посещал станцию на протяжении последних лет.

– Спасибо. – Глеб хотел забрать снимок, но Сара, отдав нужные распоряжения, не спешила вернуть его. Она долго смотрела на изображение, а затем вдруг тихо произнесла:

– Вот, значит, как выглядит женское лицо войны…

Она подняла взгляд.

– Ты что-то знаешь? – проницательно спросил Глеб. – Почему ты так странно выразилась?

– Однажды я услышала эту фразу от Говарда Фарагнея, создателя «Одиночек».

– Не можешь рассказать чуть подробнее?

Сара кивнула:

– Как-то раз я сопровождала адмирала Табанова в инспекционной поездке. Мы прилетели на Юнону, в секретный комплекс лабораторий. Адмирал долго беседовал с Фарагнеем. Речь шла об угрозе самоорганизации боевых искусственных интеллектов. Тогда я еще не знала, чем завершится война, но Табанов был очень зол. Он требовал от Фарагнея применить специальные коды, вывести модули искусственного интеллекта из схемы принятия боевых решений на уровне эскадр. Позже, уже во время битвы за Землю, я поняла – адмирал Табанов несколько лет готовился к окончанию войны, он сделал все, чтобы бойня завершилась, пожертвовал Солнечной системой, но спас многих, не дал автоматическим соединениям окончательно перехватить инициативу и продолжить войну.

– Ты говорила о Фарагнее. При чем тут он и… Ника?

– В тот день адмирал остался ночевать на Юноне. Вечером я случайно столкнулась с Говардом. Я видела, что он выглядит опустошенным, раздавленным. Мы с ним разговорились. Тогда я и услышала от него эту фразу. Он рассказал, что создал новую версию модуля «Beatris», но Табанов запрещает выпускать ее в серийное производство.

– Почему?

– Адмирал думал, что новый модуль – лишь дальнейшее развитие боевых качеств «ИИ». Но Фарагней уверял, что последние усовершенствования способны спасти многих пилотов от наступающего безумия. Он создал версию «Одиночки», которая… сумеет ненавязчиво возродить в душе пилотов надежду, веру в то, что еще не все кончено, что можно и нужно жить… – Сара сокрушенно покачала головой. – Фарагней был одним из немногих, кто понимал – Табанов пытается завершить войну. Но сгоревшие на войне души не вернулись бы к миру. Говард отчаянно хотел, чтобы его «Beatris» отыскала искорки чего-то светлого в душах солдат. Он сказал: «Если у войны будет женское лицо…» – а потом вдруг осекся, махнул рукой, прекратил разговор, словно испугался меня.

Тихо пискнул сигнал кибстека, и они оба невольно вздрогнули.

Сара взглянула на миниатюрный экран.

– Помещение на снимке не идентифицировано. Это не отсек нашей станции. – Она вернула Глебу снимок. – И Ника никогда не посещала космический дом «Мантикоры».

Дымов сокрушенно кивнул.

– Не отчаивайся. Есть небольшая зацепка. Случайный кадр из нашей базы данных. Похожую девушку видели на Варле.

– Мне нужно попасть на планету!

– Глеб, я тебе помогу. Ты произвел на меня сильное впечатление. Дай мне несколько минут. Я что-нибудь придумаю.

– Зачем? Я просто полечу туда!

– И погибнешь. Разве Алан не говорил с тобой? Чужаков на Варле хватает, но их жизнь не стоит и гроша. Тебе нужно сильное прикрытие, если ты собираешься заняться активными поисками.

Сара быстро перебирала какие-то варианты на экране кибстека.

– Вот. Нашла. Есть одно дело. Группировка Дарга сегодня запросила нашу помощь. Им нужен эксперт по вооружениям. Кто-то погиб, видимо, важная фигура, и они не могут разобраться своими силами. Если ты появишься на планете как представитель «Мантикоры», тебе будут открыты многие двери. Это самое меньшее, что я могу сделать.

Глеб кивнул, не раздумывая.

– Я справлюсь.

Величественный закат полыхал над заливом Эйкон.

Нежно-алым сиянием пламенели Раворы. Пологие волны лениво терлись о набережные, кучевые облака у горизонта отражали свет заходящей звезды, мегаполис, подковой огибающий залив, сиял мириадами огней; кварталы зданий образовывали уступчатый амфитеатр новостроек, лишь кое-где еще виднелись шрамы отгремевшей войны.