— Да? — спросил он немного нетерпеливо. — В чем дело, Ханна?

— Что Магде известно о нас?

— Что-что?

Блондинка нагнулась к нему, ее груди почти вывалились из платья.

— О чем она говорит, дорогой?

— Ни о чем таком, чем тебе стоило бы забивать свою красивую головку, — улыбнулся Грант,

— Ни о чем? — с сарказмом спросила Ханна и сделала шаг вперед. — Ни о чем? — повторила она с едва сдерживаемой яростью.

— Как удачно, — сказала Магда в счастливом неведении, — у вас молочник со сливками. Налейте мне немного, пожалуйста.

Наступила, казалось, бесконечная тишина. Ханна чувствовала, что на нее устремлены все глаза в комнате. Дрожь от предвкушаемого удовольствия пробежала по ее телу.

— Конечно, — очень спокойно сказала она, — можете получить все. — И она выплеснула весь молочник прямо в пышное декольте.

Магда завопила, вскочила на ноги и стала ругаться по-венгерски.

— Вы сумасшедшая женщина! — наконец вернулась она на английский.

— Конечно, — сказала она улыбнувшись, повернулась и вышла из комнаты.

И только когда она оказалась в своих комнатах, выдержка изменила ей. Она прислонилась спиной к двери. Господи! Что она наделала! Грант и наполовину так не унижал ее, как она сама унизила себя. Она должна была спасти свою гордость и вместо этого она… она…

— Ханна?

Стук в дверь и голос Гранта прозвучали почти одновременно.

— Уходи, — сказала она.

— Открой дверь, Ханна. — По его голосу можно было предположить, что он готов ее сломать.

Ханна вздохнула, повернула ручку и отворила дверь.

— Нам нечего сказать друг другу, Грант.

Он прошел мимо нее, поразительно спокойный для человека, только что пережившего этот скандал.

— Наши гости просили пожелать тебе спокойной ночи.

— В самом деле? — Ее щеки порозовели. Он уставился на картину на стене, словно никогда раньше не видел ее.

— Ну и спектакль ты закатила…

— Если твоя… твоя подружка ожидает моих извинений…

— Я сказал Магде, чтобы она купила себе новое платье и прислала тебе счет.

— Мне? — Ханна рассмеялась, хотя не чувствовала никакого желания смеяться. — Это будет пустая трата времени, Грант. Я не в состоянии заплатить… даже если бы захотела.

— В состоянии, — сказал он кротко. — На твоем счету полно денег.

— Денег полно на счету Ханны Маклин, ты хочешь сказать, — она прошла следом за ним в спальню, зажгла свет, раскрыла шкаф и оставила его открытым, — но не у Ханны Льюис, — сказала она и начала выкладывать свои вещи на кровать.

— Что ты затеяла?

— А на что похоже то, что я делаю? Грант пожал плечами и прислонился спиной к стене, скрестив руки на груди.

— К чему такая спешка, Ханна? Совсем не обязательно собирать свои вещи ночью. Можно подождать до утра.

У нее сжалось сердце, хотя с чего бы это? Она понимала, все его поведение говорит о том, что ей пора исчезнуть из его жизни. И это именно то, чего она хотела все время.

— Но то, что не может ждать до утра, так это объяснение, — сказал Грант.

— Нам не о чем говорить.

— Я хочу объяснения того, что произошло в библиотеке.

— Я уже сказала себе, что не собираюсь извиняться. Как бы то ни было, ты настоял на своем.

— Я?

— Да. Но в этом не было необходимости. Ты знал, что я хотела положить конец этому… этому браку. Ты не должен был… — Ее голос дрогнул. Проклятие! Она не собиралась раскисать перед ним. Для этого не было оснований.

— Ханна. — Грант осторожно положил руки ей на плечи. — Ханна, повернись и посмотри на меня.

— Нет.

Медленно и бережно он повернул ее к себе. Когда она опустила голову, он взял ее за подбородок и приподнял ее.

— Если ты так рада, что нашим отношениям подошел конец, тогда почему ты так выходишь из себя? — спросил он мягко.

— Почему я?.. Ты… ты унизил меня. Ты…

— Это единственная причина?

— Да. Конечно. У меня тоже есть гордость, и ты это знаешь. Ты не единственный, кто…

Но он был им. Он был единственным, тем единственным мужчиной, которого она когда-либо любила. Она любила его все время, несмотря на всю ту ложь, которую повторяла себе.

Она разрыдалась.

— Убирайся, — прошептала она. — Грант, пожалуйста, если в тебе есть хоть капля сострадания…

— На что я надеюсь, — сказал он, взяв ее лицо в ладони, — так это на то, что, может быть, ты вышла из себя потому, что я заставил тебя ревновать.

— Ревновать? — фыркнула Ханна. — Я? Какого черта я должна…

— Я не знаю, — произнес он очень мягко. — Может быть, потому, что ты любишь меня.

Его взгляд был направлен ей прямо в глаза. Она хотела отвести их в сторону, но как могла она это сделать, когда он держал ее лицо в своих ладонях?

— Это забавно, — сказала она. — Если ты думаешь, что можешь унизить меня больше… чем я уже сама унизила себя…

Он оборвал ее слова нежным поцелуем. Когда Грант откинул назад голову, он смеялся.

— А я спрашивал себя, любишь ли ты меня так же сильно, как и я тебя?

У Ханны широко раскрылись глаза.

— Ты слышала, что я сказал, дорогая? Я люблю тебя. Я люблю тебя так, что мне и не снилось никогда, что так можно кого-то любить.

Ее сердце остановилось, а потом забилось с частотой мотора, вышедшего из-под контроля.

— Грант, — потрясенно сказала она, — ты… ты хочешь сказать, что…

— Я даже не знаю, когда это произошло. Может быть, тогда, когда ты выхватила ту черную ночную рубашку из моих рук. Может быть, когда ты подала мне чашку самого скверного кофе, который когда-либо получал чей-нибудь муж, а может быть, когда ты отдалась мне в ту ночь возле бассейна.

— Но… но сегодня вечером…

— К черту… — Он покачал головой. — Сегодня вечером был жест мужчины, пришедшего в отчаяние. Мы не могли разговаривать без того, чтобы не скатываться к обвинениям. А ты превращалась в лед, когда я пытался сказать тебе, что я чувствовал раньше.

— Когда? — У Ханны перехватило дыхание. — Когда раньше?

— Тем утром в Мексике. Я хотел попросить тебя поехать со мной в маленький городок, где мы могли бы по-настоящему пожениться, без этой ерунды с контрактом…

— Но именно по этой причине ты просил меня выйти за тебя замуж. Чтобы ты мог заиметь ребенка.