— Да, государь говорил мне, что в последнее время наши отношения с Англией расстроились, — вспомнила Анна.

— Расстроились совершенно! Ведь англичане не послушались предостережений государя и заняли остров Мальту. А мой муж в ответ велел арестовать все английские суда, находящиеся в русских портах, а матросов и офицеров с тех судов выслать в отдаленные русские губернии. Вот до чего дошло! Мало того, император вроде бы затевает какую-то экспедицию по захвату английских владений, хотя я ума не приложу, где бы сии владения могли находиться.

— То есть у нас может начаться война с Англией?

— Совершенно так, душа моя. И это меня очень огорчает.

И тут Анне в голову пришла новая мысль.

— Но позвольте, ваше величество, — сказала она, — если заговорщики, кто бы они ни были, хотят отстранить государя от власти, то кого они видят на престоле в таком случае? Ведь кто-то должен занять трон!

— Разумеется, должен! И тут еще одна причина моей тревоги. Молва упорно называет моего старшего сына Александра, как человека, которого прочат на престол вместо Павла. А это означает, что Александр должен знать о сих изменнических планах.

— Вот именно! — воскликнула Анна. — Вам, как матери, достаточно его спросить, и он вам все должен рассказать.

— Ах, душа моя, вы не знаете моего сына! Насколько мой супруг весь на виду, настолько мой старший сын весь внутри. Он скрытен, уклончив, и таков был с самых юных лет. Александр никогда не отвечает прямо на заданный ему вопрос, хотя бы тот вопрос был самый простой, даже о погоде. Вы что думаете, я не спрашивала его о заговоре? Спрашивала, и не однажды. Но он всякий раз заявлял, что ничего о том не знает и от меня первой слышит эти тревожные известия. Но я уверена, совершенно уверена, что это не так!

— Хорошо, но для чего вы все это говорите мне? — спросила Анна.

— Как для чего? Мы с вами двое да еще этот шут Кутайсов — люди, стоящие ближе других к государю. Надо предупредить его, убедить принять нужные меры.

— О каких же мерах вы говорите? Ведь он не может арестовать заговорщиков, если они нам не известны?

— Я говорю не об арестах и других расправах. Я хотела бы убедить моего мужа несколько смягчить свой нрав и уменьшить поводы для общего недовольства. Там есть вещи совершенно ничтожные, которые, однако, задевают общество. Например, очень много запретов, которые касаются одежды. Мой муж отчего-то вбил себе в голову, что мужской жилет — это признак революционный, все якобинцы были в жилетах. Оттого жилет в нашей империи находится под полным запретом, и надеть его никак нельзя. А еще речь идет о фасонах шляп, платьев, даже об одежде кучеров и форейторов. Убедите его, душа моя, пусть он отменит эти запреты! И пусть освободит из крепости некоторых офицеров, посаженных за самые ничтожные провинности. Это поможет успокоить общество и отнимет силу из рук заговорщиков.

Анна задумалась.

— Обычно я не даю государю никаких советов, — наконец сказала она. — Но тут, я вижу, случай особый. Я передам ему ваши слова, вашу тревогу. И поговорю о тех запретах, о которых вы сказали. Но я совсем не уверена в том, что он меня послушает.

— Это будет очень печально, если он не послушает, — ответила императрица. — Вы — тот человек, которого он слушает охотнее прочих, вы одна имеете на него влияние. Употребите же его на то, чтобы смягчить его нрав и тем предупредить возмущение.

— Хорошо, — согласилась Анна. — Мы будем действовать вместе. Против заговора недовольных мы составим собственный заговор друзей императора. Надеюсь, нам удастся совершить задуманное.

На том они и расстались. Анна покинула кабинет императрицы совсем в другом настроении, чем входила в него. Там, в кабинете, слова Марии Федоровны казались ей пустыми страхами. Но вот она постояла у дворцового окна, выходившего на площадь, и обратила внимание, что площадь остается совершенно пуста. Никто не проходил и не проезжал мимо дворцовых окон. Выходит, запрет, о котором говорила императрица, действительно существует! Тут она вспомнила еще кое-какие разговоры, услышанные на балу, а также в доме родителей, и ей стало ясно, что Мария Федоровна права — многие вещи находятся под запретом, и в обществе зреет недовольство.

Она вошла в помещение дежурных офицеров и спросила, где сейчас государь. Ей ответили, что он только что закончил разговор с графом Аракчеевым и сейчас находится один в своем кабинете. Пользуясь привилегией, имевшейся только у нее и графа Кутайсова, Анна без стука вошла в кабинет.

Павел сидел за столом и что-то писал. Увидев ее, он слегка улыбнулся, но не утратил делового вида и продолжал писать.

— Подожди минуту, милая моя, я сейчас закончу. Присядь пока.

Однако она не присела, а отошла к окну. Отсюда были видны площадь и вертеп перед входом на нее. Но вот она услышала звук отодвигаемого стула и, обернувшись, увидела, что государь встал и направляется к ней. Он обнял ее, прижался лицом к ее груди… Ей иногда казалось, что он относится к ней не как к любовнице, а скорее как к матери — ищет у нее материнскую любовь, которой был лишен в детстве.

— Как я рад тебя видеть! — сказал Павел. — Но ты нынче что-то невесела. Скажи, что тебя тревожит?

Анна не привыкла с ним лукавить. И теперь, глядя в его глаза, поняла, что не может вести разговор издалека, начать с околичностей.

— Да, я сильно встревожена, и эту тревогу я восприняла от ее величества. Императрица рассказала мне о слухах, которые ходят по городу. Против тебя готовится заговор. Скажи, ты знаешь об этом?

Лицо Павла омрачилось.

— Ах, как это все досадно! — воскликнул он. — Да, я знаю, мне докладывали о том и Обольянинов, и граф Аракчеев, и другие верные придворные. Я бы хотел знать имена заговорщиков…

— И что бы ты с ними сделал? — живо спросила Анна. — Заключил в крепость? Казнил?

— Казнил? Нет, я бы хотел привести их сюда и говорить с ними. Я бы спросил, за что они не любят меня, чем недовольны. Я бы хотел услышать их мнение о делаемой мной политике. Но мои офицеры не могут привести ни одного человека — они их не знают.

— Да, но императрица только что рассказала мне, чем недовольны многие в обществе, и я могу передать ее слова. Так, может, мы с ее величеством заменим тебе тех инсургентов, которых ты не можешь найти? Если хочешь, я позову ее величество, и мы обе выступим перед тобой.

— Нет нужды тревожить императрицу, — сказал Павел. — Я верю, что ты в точности передашь ее мнение, причем скажешь даже лучше, нежели она. Говори же.

— Тогда я начну с мелочей, с вещей совершенно незначительных. Вот я вижу Дворцовую площадь, которая совершенно пуста. До сих пор я не придавала тому значения, но теперь узнала, что ты запретил как людям, так и экипажам проезжать вблизи дворца. Это правда? А если правда, то зачем этот запрет? Ведь ты не боязлив, как мне кажется. И кого тебе бояться? Но так ты настраиваешь против себя общее мнение…