Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не помню точно, в какой момент я начала заболевать. Сначала ноги словно налились свинцом, и я с трудом переставляла их, словно продираясь через болото. А потом, несмотря на теплую и солнечную погоду, меня начал бить озноб, такой сильный, что зубы стучали.
– Что-то мне нехорошо, Олив, – призналась я, садясь на траву.
– У тебя не скарлатина, Нелл? Как думаешь?
– Надеюсь, что нет, – отозвалась я.
– Хочешь воды?
– Ее нужно экономить, у нас осталось совсем мало.
– Ну и что! По-моему, Нелл, тебе срочно нужно попить воды. Может, это и не скарлатина, но все равно может оказаться что-нибудь смертельное.
– Что, например? – вздохнула я, поднимая на нее взгляд.
– Не знаю. Но что-нибудь смертельное, от чего умирают.
– Вот спасибо тебе, Олив, утешила.
– Не за что, Нелл.
У меня в голове уже стучало, как будто тяжелый молоток пытался проломить череп изнутри.
– Не могла бы ты пробежать немного вперед, Олив, и посмотреть, нет ли там подходящего места, чтобы отдохнуть? – попросила я.
– Я оставлю с тобой Тетеньку Тетю, ей тоже что-то нехорошо. Наверное, ты ее заразила.
Олив расстелила одеяло на траве:
– Ложись сюда, Нелл.
Я взяла у нее куклу и легла на одеяло. Озноб прекратился, и теперь мне казалось, что я вся горю. Я попыталась стянуть с себя одежду. Мне хотелось сорвать ее. Приподнявшись, я попыталась разглядеть, не возвращается ли Олив, но перед глазами все плыло, и я снова прилегла. Я еще никогда так сильно не заболевала. Меня словно уносило куда-то течением. Это было почти приятное, успокаивающее чувство. Я закрыла глаза и поддалась ему. Дальше я ничего не помнила.
Я надолго застряла где-то на границе между бодрствованием и сном.
Вот я лежу в поле, и травинки щекочут мне лицо, а над головой небо, но потом земля будто переворачивается, и я понимаю, что сейчас сорвусь и улечу куда-то далеко в космос. А в следующую секунду я проснулась – по крайней мере, подумала, что проснулась. Я открыла глаза и обнаружила, что снова дома, в своей кровати, в нашей квартире. В окно бил солнечный свет, такой яркий, что глазам стало больно, а на кухне мама что-то мурлыкала себе под нос и гремела кастрюлями. Это означало, что она готовит ужин. Меня охватила радость. Значит, я никуда не уезжала. Мы с Олив не попали на ферму, я никого не убивала; мне все приснилось. Но потом мурлыканье и грохот начали затихать, и я почувствовала, что снова падаю, проваливаясь в сон.
Когда я в следующий раз подумала, что проснулась, мне было тепло и удобно, но потом я открыла глаза и поняла, что нахожусь в незнакомой комнате. Или все же знакомой? Я не знала наверняка, поэтому испугалась, что я снова в коттедже безумной Клоды. Я вскрикнула, и кто-то положил руку мне на лоб. Я подумала, что это мама, но только рука была грубоватая, похожая на мужскую. Я снова полетела куда-то вниз, скатываясь в забытье.
Однажды я проснулась, и рядом была Олив. Я отчетливо увидела ее сидящей на коленях на кресле под окном. Она подперла подбородок руками, положив локти на подоконник, смотрела в окно и смеялась чему-то. Я подумала: «Ну, значит, все в порядке, мы в безопасности». На этот раз, прежде чем провалиться в сон, я почувствовала, что с моей души упал камень. Я помнила, как моего лица касалась ткань, помнила запах дегтярного мыла, мягкое полотенце, болтовню Олив и другой голос, низкий, мужской.
Когда я снова открыла глаза, было светло. В просвет между шторами проникал солнечный свет. Под окном действительно стояло кресло, так что это не было игрой моего воображения. Я осмотрелась и тут же поморщилась: голова все еще была тяжелая. Комната оказалась незнакомой, но я с облегчением обнаружила, что это не спальня в коттедже Клоды Прайс.
Я снова закрыла глаза. Никогда раньше не чувствовала себя настолько уставшей. Мне хотелось просто лежать в тепле и покое. Было все равно, чей это дом, меня вообще ничто особенно не волновало – такое странное чувство!
Я, должно быть, снова уснула и, когда опять открыла глаза, увидела Олив. Она снова сидела под окном, вытянув ноги и держа на коленях Тетеньку Тетю.
– Олив, – прохрипела я.
Она резко обернулась, вскочила с кресла и подбежала к кровати.
– Очнулась? – обрадовалась сестренка.
Я кивнула.
– Я позову дяденьку, – добавила она, выскочила из комнаты и почти сразу вернулась с пожилым незнакомцем.
– Ну вот, наконец-то ты с нами, – сказал он с улыбкой.
– Похоже, что так, – ответила я.
– Хорошо, – произнес он.
– Как я здесь оказалась?
– Дяденька тебя отнес, Нелл, а я ему помогала.
– Я выгуливал Генри… – начал незнакомец.
– Это его пес, Нелл, и он очень дружелюбный. Я ему нравлюсь! – перебила Олив.
– … когда увидел, что ко мне бежит эта юная леди. Ты, знаешь ли, очень ее напугала. Она кричала что-то о том, что у ее сестры скарлатина.
Глаза у Олив наполнились слезами.
– Я думала, ты померла, Нелл.
Я поймала ее руку.
– Прости, Олив. – Веки снова начали тяжелеть, и я потерла глаза. – Я так устала.
– Сейчас тебе нужен сон, – мягко произнес старик. – Спи как можно больше.
– Но она и так сто лет проспала, черт возьми! – возмутилась Олив.
Я закрыла глаза и улыбнулась: моя сестренка снова начала сыпать ругательствами.
Однажды утром я проснулась и решила, что хочу встать. Я спустила ноги с кровати, но, когда попыталась перенести на них вес, тут же рухнула на пол. На шум прибежали Олив и старик. Они вместе помогли мне вернуться в постель.
– Что-то у меня ноги подкашиваются, – пожаловалась я.
– Еще бы, – отозвался старик. – Ты очень давно ими не пользовалась.
– Насколько давно?
– Да лет сто, Нелл, черт возьми!
Я перевела взгляд на старика:
– Я ведь не годы проспала?
– Нет, – улыбнулся он. – Полагаю, твоя сестренка просто любит преувеличивать.
– Ну а мне показалось, что сто лет, – возразила Олив. – Я думала, ты вообще не проснешься.
– На самом деле прошло почти три недели, – сказал старик.
Я не поверила своим ушам.
– Я проспала три недели?!
Тот кивнул:
– Настоящая спящая красавица.
– Что же со мной случилось?
– Похоже, это было переутомление, не только физическое, но, боюсь, и моральное.
– У тебя все в печенках сидит, – серьезно объяснила Олив.