– Что? Воспользуешься встроенным в мозг навигатором? Ты по-прежнему всего лишь персонаж, Вертью, хотя и разумный.

– Есть же карта.

– Карта?

– Ну да. Огромная схема местности, на которой отмечены все персонажи.

– И где же ты предлагаешь ее раздобыть?

– Разве у тебя такой нет?

– Конечно, нет. Была бы, мы бы здесь не бродили. Я ведь уже говорил, что не могу получить к ней доступ из игры.

– Но это бы помогло, да?

– Какая разница, помогло бы или нет?

Я делаю несколько осторожных шагов в его сторону, и он светит мне в лицо планшетом.

– Я вижу ее… у себя в голове.

Деклан хмурит брови и плотно сжимает губы.

– Пошли дальше. До заката надо обойти как можно больше зданий.

Деклан направляется было к лестнице, но я хватаю его за футболку. Он резко разворачивается: глаза у него сужены и горят от бешенства. Я подаюсь вперед, и наши тела соприкасаются.

Я не позволю какому-то модератору меня запугивать!

– Для чего мне врать? Зачем бы я иначе отправилась на запад? Та область выглядела на карте по-другому. Поэтому я решила, что это выход из игры.

Возможно, если бы я изучила карту повнимательнее и обдумала все заранее, если бы не стала хвататься за первую призрачную надежду, я бы отправилась на северо-восток. «Тогда бы я не стояла сейчас тут и не ругалась с тобой из-за потерянного времени», – мысленно добавляю я.

– Ну и как же она выглядит?

Я раздумываю, не лучше ли промолчать. Деклан намекает, что я все придумала, и это выводит меня из себя.

– Мешанина из фотографий с красными и зелеными подписями. Режет глаза, зато сообщает имя каждого персонажа и показывает, людоед он или выживший.

Я не говорю Деклану, что на карте отображается счет каждого выжившего.

Теребя край футболки, Деклан вытирает пот со лба. Костяшки пальцев у него побелели.

– Где ты ее достала?

Закусываю нижнюю губу. Я не подумала, что придется объяснять, как я получила доступ к карте. Не могу же я рассказать ему, что забираюсь в голову к Оливии!

– Я иногда вижу ее во сне. Неполадки в чипе, наверное.

Если свалить все на неполадки, он ничего не заподозрит.

– Нет, я не об этом… Где ее достала твоя девица?

Голос Деклана меня удивляет – напряженный, напуганный.

– Разве не у всех геймеров есть такая карта?

– Нет, Клавдия. Я впервые слышу о геймере, у которого она есть.

Я не отвечаю – просто оседаю на пол и принимаюсь раскачиваться взад-вперед. Деклан садится рядом.

– Еще одна аномалия, – произношу я наконец.

– Не пойми меня неправильно. У каждого геймера есть доступ к обычной карте с названиями городов и зданий. Но то, о чем ты говоришь, называется читерство.

По отношению к «Пустоши» слово звучит до того странно, что я разражаюсь смехом – жалким, почти безумным. Останавливаюсь я, лишь когда Деклан бросает на меня мрачный взгляд, и то каждые несколько секунд меня продолжает сотрясать икота.

– Во что превратится игра, если у каждого будет такая карта? – говорит Деклан. – Какой смысл в нее играть? То, что у тебя в голове, – большая редкость.

Редкость. Опять это слово. Хоть бы разок побыть заурядной.

– Значит, у моего геймера есть то, чего быть не должно?

Деклан отодвигается назад. Наши тела больше не соприкасаются, и меня невольно пронизывает разочарование. Не встречаясь со мной взглядом, Деклан трет себе лицо.

– Не знаю. Обычно доступ к этой карте имеют только разработчики – модераторы высшего уровня.

Я раздумываю над услышанным.

– Выходит, она модератор? – спрашиваю я.

Этакий Деклан в юбке, только жестокий и рангом повыше.

– Может, да, а может, и нет. В любом случае она опасна. Что вообще тебе о ней известно?

Еще одна возможность признаться, что я способна видеть глазами Оливии. Я смотрю на повернутое в профиль лицо Деклана и гадаю, как он это воспримет. А потом решаю ничего не говорить.

«Не рассказывай никому!» – раздается у меня в ушах мужской голос, искаженный и очень тихий, и я чувствую, что должна его слушаться.

– Ничего, – говорю я наконец.

С минуту Деклан сверлит меня взглядом, как будто обдумывает услышанную ложь, потом произносит:

– Его зовут Уэсли.

– Уэсли…

– Он людоед.

– Уже догадалась. Хорошо, я его поищу.

* * *

Первые пару дней я не могу найти Уэсли. Отчасти по собственной вине: невыносимые головные боли не дают оставаться в сознании у Оливии дольше получаса. Деклан не жалуется, но явно раздосадован. Я слышу это в его голосе, когда в очередной раз сообщаю, что ничего не нашла. Вижу по тому, как его взгляд упирается в пол, а к щекам приливает кровь.

Он думает, что я плохо стараюсь, а я думаю, что он меня совсем не понимает. Когда я рассказываю ему о Гадюшнике, мы решаем отправиться туда при первом же удобном случае.

На третий день, когда Оливия разворачивает карту, я легко отыскиваю Уэсли. Теперь понятно, почему я не могла найти его раньше. Он не в Нашвилле, как полагал Деклан, а в тридцати километрах отсюда – достаточно далеко от Гадюшника, к моему облегчению.

Разглядеть его как следует мне не удается, потому что сфотографирован он с опущенной головой. Однако это единственный Уэсли, которого я смогла обнаружить, и он явно находится в логове людоедов. Крошечный участок карты вокруг него напоминает кровавый отпечаток ладони, столько на нем красных имен.

Как только представится случай, мы отправимся на поиски Уэсли, а потом Деклан переведет меня через границу.

Черепашьим шагом проходит еще одна неделя. Оливия играет в «Пустошь» каждый день по нескольку часов, но только вместе с Лэндоном. Однажды вечером она входит в игру, пока остальные сидят в баре и демонстрируют друг другу оружие, украденное во время последнего набега. Она сводит меня вниз по лестнице, небрежно усаживает на высокий табурет и говорит:

– Завтра мы с отцом отправляемся на неделю в Колвас, а вы все остаетесь на групповом сэйве.

Джереми с Итаном согласно кивают, и мое сердце начинает биться чуть сильнее – чуть радостнее. Но тут подает голос Эйприл:

– Это же смешно! Не будь эгоисткой, Оливия. Я заплатила за «Пустошь», как и все вы, так что имею право играть, когда захочу.

Барабаня пальцами по стойке, я взглядываю на Итана. Он с улыбкой пожимает плечами. Тогда я объявляю:

– Это не обсуждается. Не нравятся правила – уходи.