– Ну, кто тут еще?! – Матвей Серьга, опустив руки, быстро пошел на копейщиков.

Они ударили дружно, слитно, в совсем близкую грудь – но руки, вскинутые в последний миг, развели наконечники вправо и влево от тела. Еще шаг – со свистом опустившаяся сабля снесла половину черепа одному, тяжелая скрутка ремня на миг оглушила другого. Казак откачнулся, рубанул поперек – и голова, чуть подпрыгнув, покатилась во влажный липкий ивняк.

Он стоял посреди просторной утоптанной поляны воплощением грозной мужской мощи, непобедимый, как Сиивнганив, бог семи смертей, ногами в луже крови и сам забрызганный ею с головы до пят, и обводил место схватки взглядом, от прикосновения которого, казалось, съеживалась в ужасе листва и пригибались ветки. И Митаюки внезапно страстно, безумно, с невыносимой страстью захотелось оставить в себе хоть маленький кусочек этой дикой мощи. С лихорадочной спешкой она сдернула через голову кухлянку и вцепилась в Матвея, опрокинула его в переплетение ветвей.

Но казак поймал и сам сгреб девушку, скинул вниз, вдавил в песок, подмял, овладел, ломая все преграды, и от ощущения в себе этой грубости Митаюки внезапно полыхнула, исчезая в алом мареве наслаждения, закачалась, полетела, вынырнула на миг, дабы увидеть перед собой лицо Серьги, и снова ухнулась в марево, плывя и раскачиваясь, ничего не осознавая вокруг, вынырнула – и тут же провалилась снова, словно раскачиваясь на непостижимых качелях страсти и блаженства…

Она вернулась в мир бессильная и счастливая, словно окунулась в священные воды бессмертия, нашла взглядом Матвея и просто смотрела на него с жадностью и восторгом, словно впервые увидев. Он сидел, кроваво-обнаженный, и чему-то улыбался. Положил руку девушке на колено, сказал:

– Я уж подумал, ты предала.

– Если бы ты погиб, меня бы тоже убили, – тихо ответила невольница.

– Пока я жив, тебя никто пальцем не тронет, – пообещал Матвей и вдруг спросил: – Как тебя зовут?

– Митаюки-нэ, – ответила девушка. – Но ты можешь звать меня просто женой.

– Для начала я попробую запомнить «Митаюки», – засмеялся казак и встал. – Так кто это был и откуда взялись?

– Дозор сир-тя, Матвей. Сюда не долетают наши ящеры, им тут зябко. Вот шаманы и послали пеших воинов. Колдуны потеряли нас, Матвей. Ты должен обязательно сказать об этом атаману! Тебя ждет слава!

– Как потеряли, так и нашли, – поморщился казак. – Дозора хватятся и сразу все поймут.

– Не скоро хватятся. Пешие дозоры ходят медленно и далеко. Много дней минует, пока начнут беспокоиться.

– Будем надеяться… – Серьга начал одеваться.

Митаюки присела возле шамана, сняла с него медальон и нравоучительно произнесла:

– Обречены гибели те, кто не умеет воевать за свою землю.

Лазутчики

Переданный Матвеем золотой медальон воеводу казаков, понятно, ничуть не порадовал. Первым делом он послал на место схватки Ганса Штраубе с двадцатью казаками – пройти по следам нежданного ворога. Мало ли, еще где кто таится? Ну, и трофеи прочие собрать. В нынешнем положении ватаги даже каменные палицы и копья с бронзовыми наконечниками могут пригодиться.

– Жена сказывала, дикари пешие дозоры далеко рассылают, скорого возвращения не ждут, – добавил Серьга. – Вестимо, раньше чем через седьмицу не хватятся. Ну а другой дозор, для проверки, ден через десять соберут, не ранее.

– Больно уж разумна девица твоя, – прищурился воевода. – В дела ратные носик свой вздернутый сунуть постоянно норовит. Верить-то ей можно?

– Кабы не она, жарили бы меня ныне дикари над костром на вертеле! – Матвей нахмурился, у него заиграли желваки. – Она им головы заморочила и оружие мне вернула.

– Тогда поверим… – согласился Егоров, покосившись на полонянку, всю мокрую и во влажной кухлянке. – Чего в воде-то оба?

– Кровь в реке смывали.

– Понятно… Десять дней, сказываешь? – задумчиво повторил Егоров, не отрывая взгляда от Митаюки, старательно окалывающей подобранный где-то камень на острие. – Да еще пока доберутся, пока вернутся и тревогу поднимут. Это еще седьмица пройдет. Нападение на нас подготовить тоже время надобно… Пожалуй, месяц спокойной жизни у нас еще есть. Увечные на ноги встать успеют… Ты смотри, скромница какая! Вся в хлопотах хозяйских. И не скажешь… – Атаман ободряюще похлопал Матвея по плечу. – Молодец, казак. Отдыхай.

Немец с воинами вернулся уже в темноте, кратко отчитался:

– До лагеря их ближнего дошли. По следам, десятка полтора ворога было, больше бы там не разместилось. Выходит, полегли все, тревогу поднимать некому.

– Это славно, – кивнул Егоров, вороша ногой принесенные казаками копья, палицы, пояса. – Вот токмо дикари про нас хоть какие-то подозрения имеют, мы же про них и вовсе ничего. Как станем обороняться, коли не знаем, чего ждать от них? Сколько их, чего замышляют, какой силой? Сюда ведь, полагаю, драконов своих теплолюбивых им не загнать. Выходит, или менквов нашлют, или других зверей искать станут. А их собрать надобно… Это что?

Воевода присел, вынул из груды трофеев ремень с тиснеными на нем непонятными знаками и рисунками, с бронзовой застежкой и тяжелым бронзовым же ножом в замшевых ножнах. В поясной сумке лежали каменные бусы из невзрачных окатышей, берестяные туесочки с мазями, пара толстых иголок, моток нитей, костяное шило и прочая подобная мелочь.

– Золота нет, цена копейка… – Егоров поднял глаза на немца, на других казаков. – Разве не заслужила? Сотоварища нашего спасла, в деле нашем помогает.

– Коли с ней добычей делимся, то за вольную тогда выходит… – усомнился Семенко Волк.

– В остроге не осталась, по своей воле с нами пошла, – напомнил воевода. – Увечных на берегу морском лечила, хитрость придумала, как скрыться от чародеев на драконах. Или круг?

– Чего людей тревожить, атаман? – безнадежно отмахнулся Волк. – И так ясно, что не держит ее никто за полонянку. Она за Серьгой ныне как за каменной стеной. В своей воле она, чего уж там…

Иван Егоров поднялся с поясом, дошел до Матвея, протянул пояс дикарского вождя ему, слегка кивнул в сторону девушки. У казака дернулись вверх брови, посветлело лицо. Он сгреб трофей, похлопал Митаюки по плечу:

– Вставай, женщина!

– Что случилось?! – Девушка вскочила, тревожно закрутила головой, оказавшись под взглядами десятков глаз. – Матвей, что с тобой?

– Мы тут с сотоварищами так решили, Митаюки, – кивнул на воеводу и стоящих поодаль казаков Серьга, – что негоже жене моей, казачке вольной, в одной рубахе ходить, камнями колотыми лозу резать да лишь отвагою от ворога отбиваться. Вот… – Он опоясал юную шаманку ремнем языческого вождя. – Носи! По чести и по совести, твой первый трофей.

Девушка взвизгнула от восторга, прыгнула на Матвея, обхватив руками и ногами, повисла на муже, целуя лицо и тыкаясь губами в густую бороду. Казаки дружно рассмеялись, а Митаюки, немного успокоившись, прикусила нижнюю губу и многозначительно взяла Матвея за руку…