Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ко, милый, позаботься о малыше, хорошо?
Доска стукнула, становясь на место, и почти в то же мгновение снаружи раздался низкий мужской голос:
– Здесь ли жена мужчины по имени Сёдзи? Если здесь, выходи!
– А кто это там? Не стыдно мужчине приближаться к такому месту? Как я могу отсюда выйти? – сердито ответила Нуй, как полагается замужней женщине в родильном доме.
– Ты жена преступника. Не надейся, что к тебе будут относиться как к остальным, – прозвучали грубые слова, а следом раздался тихий голос.
– Нуй, выходи. Иначе нам придется сжечь хижину вместе с тобой.
Ко в это время старательно прилаживал яйцо на спине и вдруг замер. Похоже, Нуй тоже опешила, и вся ее бойкость улетучилась.
– Господин?
– Повторю только один раз. Выходи.
На миг воцарилось молчание, потом дверь с шумом открылась. Убедившись, что яйцо крепко привязано, Ко бросился между деревьями и спрятался, а оттуда стал наблюдать.
Не успела Нуй выйти, мужчины – видимо, воины – заглянули внутрь хижины.
– Где яйцо?
– Я закрылась в хижине из-за ежемесячного недомогания. Никакого яйца у меня нет.
Мужчина равнодушно хмыкнул, а Нуй с беспокойством посмотрела на него:
– Лучше скажите мне, что стряслось? Что значит «Сёдзи преступник»?
– Вчера твой муж напал на гостя усадьбы, возжелав его денег.
– Что за глупости! Мой муж не мог такого сделать!
Но на крик Нуй никто не обратил внимания.
– Убийство поселенца горным вороном карается смертью. Родные преступника считаются соучастниками, и им отрубят ногу. Будешь конем!
Услышав эти слова, Нуй завопила:
– Подождите, это какая-то ошибка!
– Оборачивайся птицей, да поскорее. У нас еще полно дел.
– Это ошибка! Вы что, прямо здесь отрежете мне ногу?! Ведь наместник даже не расследовал, что случилось!
– Наместник поручил это дело мне. А я уже закончил расследование и во всем разобрался. Осталось только поймать преступника и привести в исполнение приговор.
Сказавший это мужчина (это он заговорил первым у входа в хижину), в отличие от других, был одет в глянцево блестящее кимоно голубого цвета и важно стоял, выпятив грудь. Нуй безнадежно посмотрела на безразличного помещика и хрипло пробормотала:
– Вы чудовища.
– Мне тебя жаль, но таковы правила, так что покорись, – безучастно сказал тот. – Если не обратишься птицей, тебя просто зарубят.
Воины наставили на Нуй мечи, и она, тихо возмущаясь, все же приняла птичий облик. Четверо солдат, удерживая женщину за оба крыла и две ноги, заставили ее вытянуть третью ногу, бьющуюся в судорогах. Один из солдат поднял меч и нанес безжалостный удар.
* * *
Крик Нуй до сих пор звенел в ушах Ко.
Он не помнил, как вернулся домой. Кажется, просто бежал, петляя, стараясь не разбить яйцо и не наткнуться на солдат. В глазах стояла рана с алым фонтаном бьющей крови и яркий свет факела, которым прижгли ту рану. На шею метавшейся и бившейся Нуй накинули веревку и утащили к усадьбе. Это зрелище беспрестанно возникало в голове мальчика.
Вылупилась малышка, которая стала для Ко младшей сестренкой. Девочку назвали Юй, она родилась слабенькой, и зрение у нее развилось лишь до такой степени, чтобы отличать свет от тьмы, возможно, потому что незадолго до вылупления яйцо остыло. Соседи – такие же арендаторы – наверняка догадывались, что это дочь Нуй, но никому не сказали.
Вскоре, не дав даже шанса оправдаться, Сёдзи отрубили голову, а его родителям и родителям Нуй – третью ногу. Все понимали, что мужчину оклеветали и, если узнают, что его дочь жива, ее без разговоров сделают конем. Даже те деревенские, кто всегда готов донести о чем-нибудь хозяину, чтобы выставить себя в выгодном свете, не решались продать бедняжку.
А вот хозяйский сын, похоже, распробовал возможность перекладывать вину за преступления на своих арендаторов. Невозможно даже вообразить, насколько ужасной стала жизнь на хлопковых полях. Насилие теперь было обычным делом, все больше деревенских людей превращали в коней за малейшую провинность. Изнуренных тяжким трудом арендаторов косили болезни. Если кто-то не выносил мучений и пытался бежать, его ловили и убивали в назидание другим, а всю его семью обращали в коней. Работников становилось все меньше, но из других мест – видимо, помогал наместник – постоянно присылали новых ятагарасу. Бежать было некуда, оставалось только подчиняться хозяину и гнуть спину, пока не умрешь.
Ко тоже потерял обоих родителей еще до того, как Юй исполнилось пять лет. Мать от непосильного труда надорвалась, отец перестал выходить на работу, чтобы ухаживать за ней, и ему отрубили ногу. Потеряв надежду, мать вскоре умерла. Маленьких Ко и Юй оберегали и воспитывали соседи.
Несмотря на ужасы вокруг, Юй росла веселой и послушной девочкой. Она бралась помочь с любым делом. Сидя за прялкой, она пела, как жаворонок, а ее брат и все вокруг умилялись. Несмотря ни на какие тяготы, Ко готов был вынести все, лишь бы Юй улыбалась. Она стала его единственной надеждой.
И вот теперь над его милой сестренкой пытался надругаться этот беспутный хозяйский сынок, а ведь ей всего восемь лет. Так люди не поступают, так ведут себя звери. Ко и раньше мечтал, чтобы тот сдох, но своими руками ему захотелось убить гада впервые.
Разбив мерзавцу голову камнем величиной с кулак, Ко вместе с Юй убежал в горы. Они пили болотную воду, утоляли голод плодами с деревьев и даже представить себе не могли, какое это счастье – проводить дни, ни перед кем не дрожа в ожидании насилия.
Конечно, они боялись погони. Много раз над их головами пролетали всадники на конях. Всякий день, почуяв начало охоты, они пугались до смерти, и все равно жить беглецами им казалось намного лучше, чем в деревне у хлопкового поля, как бы иронично это ни звучало.
Как там ребята, которые крикнули ему: «Беги!»? В порядке ли? А как этот, который лежал на земле и не двигался, умер ли? Многое беспокоило Ко, Юй тоже места не находила, но ни один из них ни разу не говорил о своих переживаниях.
Все знали, что наместник и хозяин хлопковых полей – близкие друзья. Если хозяйский сын умер или хотя бы покалечился, чиновники не будут снисходительны: Ко ждет либо смертная казнь, либо рабство до конца дней. Юй, единственный член его семьи, тоже понесет наказание как соучастница.
Мальчику было наплевать на то, что