— Забулдыга, одно слово. С лица не старый, крепкий, а одет плоховато: в коричневый ватник и такие же теплые стеганые штаны. На голове шапка вязаная, черная.

Я встрепенулась:

— Не наш ли это дворник?

— У нас, Юлечка, не дворник, а дворничиха, Мария Филипповна, она в пятой квартире живет, — возразила баба Глаша. — Неужто ты не знала?

— Ну как же? Я сама разговаривала с дворником в коричневом ватнике. Это было… в понедельник рано утром, я мусор выносила. И сегодня вечером я видела, как он подметал рядом с подъездом… Знаете, меня еще удивило, что этот человек всегда в темноте работает!.. И потом он такой… не типичный для дворника… рассуждает здраво…

Меня затрясло: неужели все эти дни коричневый ватник наблюдал за мной?! А я‑то, тетеря, разговаривала с ним, сидела на лавочке, развесив уши… Господи, ну конечно! Лжедворник выследил Сашу…

— Опишите — ка этого дворника поподробнее, — попросил оперативник.

— Понимаете, я плохо вижу в сумерках, у меня почти что куриная слепота, зрение никуда не годное — минус пять! — Я предъявила свои очки, потом снова их надела и постаралась восстановить в памяти облик человека в ватнике. — Ну-у, он довольно высокий, выше меня ростом, не сутулый, не толстый, лицо — самое заурядное, обыкновенное, к тому же шапка надвинута на самые брови. Если бы я его встретила, узнала бы по манерам, по голосу, а так… Я даже цвет глаз не рассмотрела…

— Выходит, без особых примет? — уточнил оперативник и стал что — то писать на своих бумагах.

В прихожей мигнул свет. Появились люди в белых халатах. Я увидела их, выбежала навстречу и зарыдала:

— Спасите Сашу, умоляю вас!

— Не мешайте, — отмахнулся от меня врач. Точным движением пальцев он приподнял веко, потом посветил маленьким фонариком в зрачок ничего не чувствующего фотографа. Прощупал пульс, присвистнул.

— Вот и я говорю: не жилец, — подтвердил судмедэксперт. — Одиннадцать ранений, наверняка задеты внутренние органы, большая кровопотеря. Да и валяется пострадавший без сознания уже почти полтора часа.

Он посмотрел на входную дверь, за которой толпились, возбужденно переговариваясь, соседи. Труп в кровавом озере — зрелище притягательное для тех, кому не хватает острых впечатлений. А у меня острых ощущений было выше крыши…

Врач спросил имя и возраст пострадавшего.

— Зовут Александр Анисимов, возраст мне неизвестен, — вздохнула я. — Может быть, лет двадцать пять, может, меньше. Саша в десанте служил! Он знаете какой хороший парень? Смелый, ловкий, талантливый!.. Везите его скорее!

— Куда торопиться? Все там будем, — решил пошутить доктор, но все же помог погрузить Сашу на носилки.

Я выяснила, что Сашу отвезут во вторую больницу скорой помощи, и стала рваться туда, но оперативник меня не пустил. Стал спрашивать, кого конкретно я подозреваю в покушении на убийство. Мне хотелось выпалить всех: Красновых, Маркела, Григория Гринберга, но в первую очередь — никелевого магната Бориса Крымова. Остановили меня хитрые глаза мента. Они отсвечивали тем же хищным блеском, какой я заметила у олигарха.

— Замок открывали изнутри или родным ключом, никаких повреждений, — сообщил неприятному оперу такой же противный эксперт. — А саму дверь взламывали, причем недавно.

— Да, ко мне ломились… знакомые, — торопливо подтвердила я.

— Почему же вы им не открыли?

— Они ломились… э — э — э… в неподходящий момент. — Интуиция советовала мне не откровенничать, но под нажимом следака пришлось назвать имена галеристов и рассказать, что они искали Сашу.

— Ну вот, а еще врала, что не сожительствовала с потерпевшим. Нарочно меня запутываете, гражданка Малиновская?! — рассвирепел опер.

— Не серчайте на бедную девочку, она упала, ушиблась, разумом — то и повредилась, — вступилась за меня баба Глаша и попросила разрешения помыть пол. До чего чудесная старушка: догадалась, что сама я с этим не справлюсь. Меня от вида крови мутило и потряхивало.

— Мойте, — буркнул опер и вперил в мои глаза ледяные, никелированные зенки. — Где вы, Юлия Владимировна, провели сегодняшний вечер?

— Ездила на выставку и в гости к одному… э — э — э… поклоннику, — торопливо ответила я.

— Срочно звоните ему и приглашайте сюда, чтобы подтвердил ваше алиби! — хохотнул опер.

— Как? Выходит, я тоже под подозрением?

— А что вы думали, гражданка Малиновская? Распутное поведение до добра не доводит!

Мои руки выдавали пляску смерти. Я никак не могла совладать с пальцами и нажать нужные кнопки на трубке радиотелефона. Андрей долго не брал мобильный.

— Сколько сейчас времени? — забеспокоилась я. — Наверное, мой поклонник уже спит.

— Ничего, как заснул, так и проснется, — отрезал опер, — времени всего ничего: четверть первого. Звоните!

Нехотя я повторила свою попытку. Голос Ткача пробился сквозь громкую музыку.

— Андрей Казимирович, где вы? — удивленно вскрикнула я.

— Юля?

— Да…

— Маленькая моя, почему ты такая испуганная?.. Что — то случилось? — мгновенно откликнулся Ткач.

— Случилось, — всхлипнула я. — Саньку Анисимова… того самого… фотографа чуть не убили… в моей квартире. Ты извини, Андрюша, я не впускала тебя к себе, чтобы ты не увидел Саньку и не подумал…

— А я как раз подумал!.. Я разозлился на тебя настолько, что вытащил Димыча в ночной клуб. Сидим, глушим виски! Дурочка, — вздохнул Андрей. — Что ты со мной делаешь?!

От его вздоха мне стало легче, будто гора с плеч свалилась. Умоляющим голосом я попросила:

— Андрюшенька, прости меня, приезжай, ради бога, и Димыча с собой захвати: он вменяемый человек, а у меня тут полная квартира ментов!..

— Еду, — коротко отозвался Андрей.

— Не ментов, гражданка Малиновская, а оперуполномоченных сотрудников милиции, — нравоучительным тоном произнес мужчина в штатском. — Как вы смеете демонстрировать неуважение к правоохранительным органам?! Я вам представился по форме: инспектор Левин Арнольд Леонидович!

— Говорю вам, она головой ударилась, — напомнила баба Глаша, уже покончившая с наведением чистоты и теперь заботливо подававшая мне домашние тапочки.

— Да, извините меня, Арнольд Леонидович… — покраснела я, — я вас уважаю…

— Хм, — скептически крякнул он.

Все же от Левина была хоть какая — то польза: он посоветовал мне переодеться, а то бы я так и сварилась от жары в вечернем платье, липком от вишневого варенья — как селедка под шубой. Вытянув из шкафа затрапезный свитер и старые джинсы, я заперлась в ванной. Стиральная машина давно выключилась, а в бачке по — прежнему лежали Сашкины кроссовки и куртка. Видеть вещи, в которых еще недавно ходил незадачливый папарацци, было совершенно невыносимо — я захлопнула крышку пластикового контейнера. Поплескала в лицо прохладной водой, чтобы хоть немного прийти в себя. Вид у меня был как у умирающей: расцарапанная об асфальт щека опухла и кровоточила, губы обескровились, потрескались и спеклись. Внешне я почему — то сделалась неуловимо похожей на Анисимова, и это могло означать лишь одно: следующей на очереди жертвой буду я…