Торговец фыркнул и перестал отвлекаться.

— Не требуется, — ощерился Экстази. — Он у меня одноразовый.

— Это как?

Он оторвал влюбленный взгляд от пистолета, и его глаза нацелились на меня, как две мухи на сэндвич.

— Раз используешь и выбрасываешь.

— Ах, вот оно что, — кивнул я, — тогда, значит, это не та пушка, из которой пристрелили эту Ноулс.

— Чего? Милашка, и шуму от нее не много.

Экстази рассматривал пистолет под разными углами, как гурман любуется оттенками вина в стакане.

— А в помещении и снаружи звучит по-разному? — поинтересовался я.

Какого черта. Мог же он случайно проговориться, как бывает в кино.

Экстази меня не слушал.

— Беда в том, что достать их не так уж просто. Надо держаться за эту, пока не раздобуду следующую. Понял, да?

Значит, действительно была возможность, что Экстази недавно использовал свой пистолет. Может, когда Кларенс Инг выковыряет пулю из моего затылка, баллистическая экспертиза сумеет связать мой случай с делом Рени Ноулс, и я буду реабилитирован.

— Круто, — похвалил я вслух.

Пропустив высокую мачту вниз по Мишшен-Крик к заливу, массивный противовес Лефти О’Дула тяжело лег на свое ложе. Предупредительные звонки смолкли, шлагбаум подняли, и цепочка машин потекла через мост.

От моста Торговец свернул влево к Китайской гавани и дальше держал на юг вдоль берега залива. По обе стороны от нас были разрушенные молы и складские здания, иные отгороженные цепными изгородями. Вокруг летал мусор. Обрывки поблекшего на солнце полиэтилена трепетали на ветру, застряв в акульих зубах проволочных спиралей, протянувшихся на сотни ярдов. Скелеты выгоревших машин попадались регулярно, многие из них были обитаемы. Один носил следы вивисекции частной собственности: хоккейная клюшка, коробка вентилятора, доска для серфинга и коллекция резиновых динозавриков, пасущихся на панели управления. Тощая собака лежала в тени бетонного блока, привязанная к ручке задней двери обрывком зеленого садового шланга.

— В вашем умопомрачительном экипаже пепельницы нет? — спросил я.

Экстази хрюкнул.

— Ты че, не слыхал? Долбаная армия отказалась от курения.

Он демонстративно стряхнул пепел на скомканные листы «Кроникл» под ногами. А секундой позже, когда он отвернулся, чтобы выкинуть окурок в окно, я попросту уронил свой. Экстази немедленно закурил по новой, и я тоже вытянул из него вторую.

— Смотри, осторожней, — ухмыльнулся он, сунув пачку в мою сторону, — можешь заполучить рак.

— Жизнь коротка.

Его взгляд на мгновенье столкнулся с моим:

— Стебная поговорочка.

Утешенный таким образом, я заложил запасную сигарету за ухо и прикурил у него вторую. Экстази пихнул в карман зажигалку и откинулся назад, стиснув зубами фильтр своей «Кул».

— Два, три, четыре гвоздя в гробу, — бормотал он, — какая к черту разница.

Торговец Машинами свернул к Иллинойсу. На Двенадцатой он повернул на восток мимо заброшенной сторожки у входа в старые мастерские «Юнион Айрон» и прохрустел по щебню на Семидесятом причале.

Под колеса то и дело подворачивались железнодорожные шпалы, а по сторонам торчали обветшавшие кирпичные стены с тысячами выбитых окон. Торговец, свернув к широкому заброшенному доку, нажал кнопку дистанционного управления рядом с солнцезащитным щитком пассажирского места. Дверь гаража откинулась наружу вверх, открыв пещеру деревянного ангара, не крашенного на памяти поколений. Окна его были забиты планками или затянуты проволочной сеткой.

Дверь за нами захлопнулась. Торговец Машинами выключил мотор и повернулся на сидении, улыбаясь в полутьме.

— Дом, милый дом, — пропел он.

Экстази указал пистолетом на ручку моей дверцы.

Холодный привкус соленого воздуха проникал между планками настила, подгнившими, несмотря на креозотовую пропитку. Ветер доносил скрип просевшего причала, журчание прилива, вонь солярки и сохнущих на солнце рачков, стылый запах ржавеющего железа, потрескивание металлических листов крыши высоко у нас над головами. У переднего бампера уродливого «хамви» один запах перебивал все остальные.

— Опять бобовая похлебка, — пробормотал Торговец, — чтоб ее.

— Давай покончим с этой работой и найдем для разнообразия по хорошему толстому бифштексу, — предложил Экстази.

— Дьявольски толковая мысль, — поддержал Торговец.

Тяжелый багровый театральный занавес висел перед нами по ширине гаража, отделяя его от остального помещения. Торговец сражался со складками, пока они не разошлись, открыв один из тех хипповых интерьеров, которые можно видеть на страницах журналов вроде «Дизайн анлимитед» рядом со статьями о жилищах, куда удаляются великие программисты, чтобы отдохнуть от погружения в будущее.

Рифленый металлический потолок служил одновременно и крышей здания, этажах в трех над нами. Вдоль периметра стен росли грибы бетонных колонн, пробившихся сквозь трехдюймовую деревянную палубу, предназначенную выдержать груз, гораздо больший, чем вес «хамви», или даже стопроцентно медной ресторанной кухни, или центра развлечений с широкоэкранным кинотеатром. Над вершинами колонн протянулись балки четырнадцатитонного мостового крана — артефакта давних времен строительной индустрии. Его мотор был сдвинут к дальнему фронтону. Под ним во мраке на массивном подъемном блоке висело рождественское дерево с полным набором светящихся гирлянд. Над деревом смутно виднелись цифры «14» — обозначение тоннажа крана, нанесенное по трафарету на блок. Над всем пространством перекрещивались деревянные полуфермы шестидесяти-семидесяти футов, от одной несущей стены до другой. Другие, футов двухсот, тянулись от фронтона к фронтону. Два симметричных ряда прожекторов были расставлены на каждом блоке крыши, их свет, затемненный полувековой копотью и пылью, не рассеивал полумрака внизу.

Мы вошли в кухню — участок, обозначенный большими стеллажами из нержавеющих решеток, какие можно увидеть в ресторане или отеле. Два духовых шкафа и газовая плита с восемью горелками стояли под листовой вытяжкой, развернутые к мясницкой колоде три на двенадцать футов на колесной подставке. Все, кроме духовок и плиты, можно было откатить в сторону, чтобы принимать толпу гостей, зажечь юпитеры, устроить репетицию оркестра или, может быть, жилье для слона. Большой цилиндрический котел томился на плите. За тридцать ярдов он благоухал вороньими тушками, черной патокой и луком, тмином и перцем, сельдереем и устрицами, полярной хижиной и дизентерией.

За прилавком толпилась мебель, которая, совместно с освещением, определяла различные более или менее традиционные помещения. Здесь был участок столовой, гостиная, центр развлечений.

Дальше лампа под абажуром освещала стол для пула, старомодный механический бильярд и музыкальный автомат. Его мигающие огоньки отражались в стекле над стойкой бара. Рядом с баром у восточной стены здания в устье натуральной печи уютно горели дрова.