— Ты знаешь, что нам надо, — сказал Торговец Машинами. — Прикинь сам.

Он показал свою зажигалку.

— Захвати товар с собой, раз уж все равно едем. Сэкономишь нам поездку. И, кто знает, — он грустно улыбнулся, — может, даже вернешься домой к ужину.

— Конечно, — сказал я. — Кстати, который час?

Торговец Машинами мгновенно перевел взгляд прямо на часы над столом у меня за спиной. И где я был, пока они осваивались в помещении?

— Шесть пятнадцать, — сказал он и перевел взгляд на меня. — А в какое время мамочка зовет к столу?

— Ну, — я пожал плечами, — часов в семь?

Он поднял бровь.

— Придется ей тебя подождать, я тебе скажу.

Машина у них была, «хамви», военный автомобиль, ставший популярным в Америке из-за войны с Ираком. Даже по американским меркам «хамви» — это широкий, длинный, низкий и приземистый, пуленепробиваемый, неудобный, дорогостоящий, смехотворный и нелепый боров.

— Эй, — сказал я. — Он же бросится в глаза первому встречному.

— Залезай, — сказал Экстази.

— Нет, в самом деле! На нас все будут глазеть.

Я махнул рукой на кучку туристов, обозревавших нас с Дальней стороны Фолсом-стрит.

— Давайте уж лучше угоним троллейбус.

Экстази пихнул меня в ребра дулом своего припрятанного пистолетика. С той стороны улицы это, вероятно, выглядело не более как сценой из боевика, когда двое парней под дулом револьвера загоняют в машину третьего. Должно быть, все дивились, где же спрятаны камеры.

Мы, знаете ли, кино снимаем.

Но если парочка развозчиков страдала склонностью к зрелищности, то меня интересовал их шеф, так что все вели себя спокойно. Я забрался на заднее сиденье вместе с Экстази, а между нами и водительским креслом протянулось десять ярдов открытой местности. Этот участок прерии был замусорен до невозможности — газеты, пенопластовые стаканчики, китайские вырезные картинки, CD в коробках и без, фланелевая рубаха, пара полосатых боксерских трусов, страницы, вырванные из порнографических журналов…

В этом хламе выделялись пустая обойма для 50-калиберного пулемета, телефон, панель CD-плейера и жидкокристаллические экраны. Вделанные в спинку каждого сиденья — в один из них, как видно, кто-то врезался головой. Кожаная обивка имела цвет отравленной гусеницы, странный зеленый оттенок, а устойчивый запах сигарет, кофе, подгнивших фруктов заставлял вспомнить о слабом желудке.

Едва тронувшись с места, Торговец Машинами набрал по встроенному телефону какой-то номер. Голос ответившего был слышен нам всем, а я уже слышал его раньше, без четверти пять, но теперь на заднем плане не слышалось шума бара. Торговец сообщил ему, что мы едем, и отключился.

Экстази закурил сигарету.

— Эй, — напомнил я, — а мне предложить?

Когда он взглянул на меня, я изобразил устаревший жест мира.

— В иных частях света это значит «…тебя», — заметил Экстази.

— Но ведь мы с тобой — братья во пороке, разве не так?

Он показал мне тот же знак.

— Заткнись.

— Брось, давай покурим. Я свои оставил на верстаке.

Он вытряхнул ментоловую «Кул» и зажег ее для меня. На вкус она была вроде мочки уха шлюхи. Я тридцать лет не курил, но ведь и рабочего конца пистолета я не видал столько же. Должно быть, некоторые вещи в жизни приходится делать дважды.

Торговец правил на восток, и правильно делал, потому что Фолсом-стрит — улица с односторонним движением. А вот мешка мне на голову никто не натянул. Поскольку в Сан-Франциско человек, возвышающийся на заднем сидении «хамви» с мешком на голове, не слишком бросается в глаза, отсутствие этой меры предосторожности означало, что никто не пытается скрыть от меня маршрут.

Возможно, это давало повод для озабоченности.

На Эмбаркадеро Торговец свернул направо и выехал на Третью улицу. Смотрите и дивитесь — разводной мост был разведен! Он пристроился к последней в очереди машине и встал. На две машины впереди нас ждал проезда полицейский автомобиль.

— Ну-ка, — сказал я, наклоняясь вперед и тыча сигаретой в ветровое стекло, — погуди, а я им помашу.

Экстази за шиворот оттянул меня на место, но болтать я не перестал.

— Ты, понятно, не виноват, что у тебя нервы разыгрались. На уме у тебя серьезные вопросы. Например, что, если «беретта» выстрелит прямо в кармане. Такое случается, знаешь ли.

Я оттопырил большой и указательный палец.

— Человек второпях лезет за своей пушкой. Ясно, он готов ко всему, поэтому патрон в стволе и предохранитель спущен. Он даже держит палец на курке. Но когда он тянет пистолет из кармана, тот зацепляется в кобуре — ба-бах, — ракета в кармане. Куда она летит, каждый может догадаться. Плюс затвор рвет ему перепонку между большим и указательным пальцем.

Я показал ему на своей руке.

— Бесплатное приложение. Пороховой ожог это уж в последнюю очередь. Дешевая курточка мгновенно вспыхивает. Дорогая медленно плавится. Ну а подкладка застревает в ползунке. Так что пистолет у тебя застрял, ты ранен и горишь. Знаешь, что бы я тогда сделал?

— Я уже слышал эту хохму, — заметил Торговец, глядя в зеркало заднего вида. — Давай, скажи ему.

— Чтобы потушить огонь и продезинфицировать рапы, — закончил я, — я бы на тебя пописал.

Экстази шутка не показалась смешной. Торговец ржал так, словно не смеялся со времен «эдселей».[6]

Я ткнул своей сигаретой в сторону Экстази. Тот слегка дернулся.

— Мастера быстро обнажать оружие то и дело попадаются. Они выдергивают пистолет из кобуры, — я шлепнул себя по бедру и указал пальцем. Экстази заерзал и принялся суетливо вытаскивать пистолет. Ко времени, когда он оказался нацеленным на меня, мы с Торговцем дружно хохотали. — Та же история. Прицел цепляет за лямку и — бум — борозда сорок четвертого калибра вдоль бедра. Тебе еще повезло, если цела коленная чашечка. Я знавал парня, который попал себе в колено дважды. До сих пор хромает.

— А, чушь, — сказал Экстази. — Всего и надо то подпилить прицел.

Я пожал плечами:

— Считай это тестом на ай-кью.

Торговец Машинами ржал. Экстази выпятил нижнюю челюсть. Я сделал движение, словно хотел пощупать его куртку. Когда он отбил мою руку стволом, за ним потянулась длинная капроновая нитка.

Экстази злобно оборвал ее, а Торговец между тем издевался:

— Рамодельщик прав. Надо бы тебе это все обдумать.

— А вообще-то славная штучка, — заметил я. — У тебя на нее разрешение есть?