Нежные, мягкие прикосновения будили в глубине что-то незнакомое, чарующее. Осознание, что я не смогу забеременеть здесь, изгнало страх, и на поверхность вырвалось нечто бурное, сильное, яркое. Поддавшись порыву, я охватила его ногами, жадно приоткрыла рот, ловя горячие, опаляющие поцелуи.

Мне нравилось, как он на меня глядит. Как ласкает взглядом и губами лицо, шею, грудь. Что видит самое потаённое, сокровенное. Нравилось ощущать бесконечное мужское желание и отвечать ему, отдаваясь. Сплетаться в едином порыве, открываться навстречу настойчивым ласкам. Ощущать в себе его силу и видеть взгляд, каким он на меня смотрит.

Никто и никогда так на меня не смотрел! Такая смесь страсти, радости, предвкушения и нежности, что голова кружилась, унося меня в мир чувственных наслаждений.

Он словно потерял голову, забыл обо всём на свете – и я тоже забыла, все лишние мысли вылетели прочь, развеялись, не отвлекая, не мешая.

Медленно, настойчиво, уверенно Сольгард возводил меня на пик, наполнял собой, своей силой, чтобы излиться резким выплеском наслаждения.

Не знаю, сколько времени он не выпускал меня из объятий, снова и снова подводя к грани и бросая за неё, и ловя в тёплые объятия, чтобы опять довести до предела.

– Эллинге, – бормотала я, крепче прижимаясь к нему, впервые называя его имя хриплым шёпотом, оттого, что просто хотелось шептать снова и снова. И кричать, когда удовольствие становилось совсем невыносимым – тоже его имя.

– Илесс, – шептал он в ответ, наполняя меня собой до предела. – Ниатари... Моя ниатари...

Смутно помню, как муж вытащил меня из малахитовой ванны. Мягко обернул в полотенце. Я пребывала в каком-то вязком тумане, тело всё ещё испытывало незнакомое, ни с чем не сравнимое наслаждение.

Хотелось прижаться, стиснуть сильные плечи и забыть обо всём на свете.

Эллинге промокнул меня, перенёс на кровать. Помог вытереть волосы.

– Отдыхай, – шепнул.

И я незаметно для себя отключилась.

Проснулась к вечеру. Муж лежал рядом, смотрел на меня, осторожно, едва ощутимо поглаживая пальцами кожу плеча, груди. Стемнело, но по углам горели круглые светильники.

– Что там? – неопределённо пробормотала я, испытывая смущение под горячим взглядом своего мужчины.

Сольгард пожал плечами. Словно в ответ раздался стук в дверь наших комнат.

Я нервно огляделась, осознавая, что у меня ни пеньюара, ни домашнего платья. Но Эллинге, будто его это не слишком волновало, двинулся открыть. Хорошо хоть обернул бёдра всё тем же полотенцем.

Звякнула щеколда. Мне не было видно, что там происходит, поэтому получше прислушалась.

Брат!

– Добрый вечер, – в голосе Картера звучала ощутимая тревога. Ох, что он подумает! Я ухватилась за пылающие щёки. – Позовите Иви, пожалуйста.

– Иви отдыхает, – ответил муж.

Я прямо представила, как брат нахмурился, у переносицы обозначилась упрямая складка.

– Дх’эр Сольгард... – начал, и на этот раз представилась приподнятая бровь, глаза мужа, на дне которых плескалась ирония.

Брат действительно осёкся. Что бы они ни затевали, я всё же оставалась женой драхха. И поселив меня с ним... они не могли не предполагать, что Наместник захочет контролировать ситуацию.

Обернувшись простынёй, я протопала по мягкому зелёному ковру и выглянула в соседнюю комнату:

– Всё в порядке, Картер. Я спала. Устала с дороги.

Брат окинул меня таким взглядом... Будто ожидал чего-то совсем иного. А я обнаружила, что оставленные мастером печати-узоры вернулись на места! То есть муж сам, по своей воле их притушил и вернул, когда понадобилось? Или так подействовала эта загадочная Прада?

– Вы что-нибудь хотели? – любезно поторопил Эллинге.

– Да, – с трудом справившись с лицом, кивнул Картер. – В восемь вас будут ждать на ужине. За вами придёт слуга, чтобы проводить. Пожалуйста... присоединяйтесь.

Брат кивнул – не то мне, не то Сольгарду, – резко развернулся и вышел.

Муж шагнул ко мне. Лицо теперь не казалось мрачным и даже пугающим. На нём поселилась неожиданная улыбка – почти счастливая. И я не смогла не ответить на неё, тоже улыбнулась – смущённо, но искренне.

Подхватив меня на руки, Эллинге вернул в постель. Медленно, но неуклонно принялся разворачивать простыню.

Взгляд упал на запястье, и я замерла. Татуировка горела сине-серебряным светом, будто две ниточки этих его Прада и Манье сплелись и растекались по узору – и дальше, в мои вены, в моё тело, пьяня новыми, неожиданными ощущениями.

– Теперь... наша сила соединилась? – пробормотала я.

Вместо ответа Эллинге взял мою руку. Невесомо коснулся губами ладошки.

– Скоро нужно одеваться, – откликнулся. – Не будем терять времени?

– Пойдём на ужин?

– Разумеется. Жду не дождусь, когда мне примутся выдвигать условия.

– Думаешь... – начала я, но замолчала. Конечно, попытаются, для чего же ещё его сюда притащили.

Не в силах отвести взгляд, продолжала смотреть на яркий узор:

– Но как же... все же увидят!

– Это проблема? – Эллинге глянул внимательно, испытующе.

Вообще-то проблема! Я потеряла голову, но... это не то, что я собиралась делать. И... я не представляла, как сказать ему, что не хочу возвращаться в Драххан. Что по-прежнему не желаю вынашивать дракона.

А эта сияющая татуировка... как клеймо: кричит всем и каждому, чем мы сегодня занимались!

– Ты... специально? – мелькнула неприятная, отрезвляющая мысль. – Чтобы всем показать...

Он начал свою игру и решил меня в ней использовать! Я замолчала. Эллинге тоже несколько мгновений молчал. Не в состоянии ждать, я подняла на него глаза. От опаляющего взгляда в груди завертелся ураган. Безумно хотелось верить, что всё случившееся – искреннее и настоящее! Хотя, наверное, было бы легче от осознания, что это лишь умело сплетённая интрига.

– Знаешь, что означает ниатари? – тихо спросил он.

– Предназначенная, – с недоумением повела я плечами.

– Вас так обучают. В вашем мире... стало так. Но издавна в мире Прада это слово означало другое.

Он склонялся всё ниже. Ниже.

– Что? – шепнула я.

– Истинная, – выдохнул прямо мне в губы Эллинге.

Истинная. Слово обожгло, пробралось вглубь души, посеяв там что-то непривычное, незнакомое, но такое тёплое – вдруг стало страшно это утратить.

Эллинге не дал мне обдумать, сообразить – его горячие, жаждущие губы снова накрыли мои, руки принялись ласкать тело в самых горячих точках, там, где оно лучше всего откликалось. И я опять утонула в экстазе.