— Я всегда буду тебя защищать, — прошептала Фрэнси. — Да, мама всегда тебя защитит. М-м… как ты вкусно пахнешь!

И она крепко прижала к себе дочь. Сначала та срыгнула. Потом Фрэнси почувствовала и другой запах. Помешкав, она отправилась в одну из трех ванных комнат и поменяла дочери подгузник. Вышло довольно неуклюже, потому что она почти никогда этого не делала, даже почувствовала себя как-то неудобно, стоя над Бэлль, в упор на нее глядевшей.

— Извини, малышка, — сказала она. — Просто я не очень хорошо в этом разбираюсь. Ну вот, дай теперь на тебя посмотреть.

Она подняла Бэлль над головой, та начала дрыгать в воздухе пухлыми ножками.

— Принцесса моя! — Она снова держала Бэлль у груди. — Моя маленькая принцесса, только моя!

Глаза Фрэнси увлажнились. Хотелось как следует расплакаться — усталость после вчерашней погони давала себя знать, — но получилось только всхлипнуть.

Она еще поиграла с Бэлль до прихода Наташи, которой и передала дочь. А сама пошла и легла в кровать в огромной гостевой комнате, которую с некоторых пор стала считать своей спальней.

Сон был беспокойным. Она снова и снова переживала погоню и взрыв — и проснулась в холодном поту, вся дрожа. Головная боль так и не прошла, несмотря на явную передозировку аспирина. Ни чай, ни кофе тоже не помогли. Фрэнси оделась и, прихрамывая, прошлась по саду. Уже наступил вечер, с неба лился приятный мягкий свет, таким же был и воздух. На клумбах белели подснежники, почки на деревьях набухли.

Она с удивлением оглянулась вокруг.

Уже весна. А она и не заметила.

Фрэнси уселась на садовые качели, на которые кто-то уже положил новые подушки. Наверное, садовник. Она почти никогда его не видела. Он всегда приходил работать очень рано, делал все тихо и хорошо, а потом, ближе к полудню, исчезал. Иногда она видела его мелькающий силуэт, когда в хорошую погоду пила кофе на крыльце, но не более того.

Звали его Ингвар, она знала его еще с детства: он работал в саду на родительской даче на острове Вэрмдэ. Она знала, что он знал, что она пошла по стопам отца, но знала также и то, что он не станет болтать, потому что ему очень хорошо платили за лояльность. И к тому же он боялся. Немного.

Был ли в окружении Фрэнси хоть один человек, который бы хоть чуть-чуть не боялся? Она увидела Пера, идущего к ней по газону в халате и деревянных сабо. Он был похож на привидение: бледный, измученный и потрясенный.

Ей захотелось обнять его, успокоить, заставить забыть все, что случилось, все то, что ему никогда не следовало бы переживать.

Он сел рядом с ней. Качели заскрипели. Она взяла его ладонь в свою и сжала ее.

— Мне жаль, что так вышло, — сказала она.

Пер вяло кивнул и устремил усталый взгляд в сад. Он был не в состоянии наслаждаться красотой.

— Мне кажется, я так больше не выдержу, — произнес он.

— Это был несчастный случай, — ответила на это Фрэнси. — При других обстоятельствах ничего подобного с тобой не случилось бы. И пойми, ведь им нужна была я, а не ты.

— Я говорю о такой жизни. О нас.

Фрэнси выпустила его руку.

— У тебя просто шок, — сказала она. — Тебе надо взять отпуск и отдохнуть как следует.

— Я не хочу в отпуск, — возразил Пер и посмотрел на свою руку, которую ей так хотелось взять в свою.

Да, ей опять хотелось, чтобы он был рядом — так, как это было раньше, до того, как она взяла на себя Фирму. До того, как стала катастрофически увеличиваться пропасть между ее внутренним и внешним миром.

— Тогда мне придется и к тебе приставить охрану, — произнесла Фрэнси тем ледяным голосом, который он так ненавидел.

— Тогда я лучше бы посидел в тюряге, — ответил на это Пер.

Одна мысль, что за ним повсюду будут следовать два здоровых гориллообразных телохранителя, вызывала у него тошноту. Работа была его последним прибежищем. Там он представлял собой что-то большее, чем просто чей-то муж, чей-то отец. Большее, чем подкаблучник, который, несомненно, пережил самую крутую в жизни автомобильную гонку и к тому же довольно успешно пострелял из пистолета, но все равно у него на лбу стояла печать подкаблучника, а присутствие рядом Фрэнси делало все попытки от нее избавиться совершенно бессмысленными.

— Ну, ладно, — сказала Фрэнси, считая, что вопрос с работой решен.

— Что, ладно? — зло возразил Пер. — Это вообще-то моя работа, а не твоя. К тому же не факт, что меня вообще отпустят в бессрочный отпуск. С учетом того, что я и так работаю на полставки, риск, что меня просто уволят, очень велик.

— Не отпустят — тогда уволишься сам. Уволят — я устрою тебя на другую работу.

— Нет, мне не нужна твоя помощь. Ни в чем.

— Почему?

— Я хочу получить работу благодаря своим собственным заслугам, а не твоим связям.

— Можешь работать на меня.

— Ты даже не слушаешь, что я пытаюсь сказать! Ты прекрасно знаешь, что на тебя я ни за что не буду работать!

Он вскочил с качелей и стоял теперь, яростно размахивая руками перед лицом Фрэнси. Он раскраснелся. И Фрэнси эта перемена радовала. Все-таки был в нем какой-то стержень. Возможно, несмотря ни на что, он все-таки — настоящий мужик.

— На что ты так уставилась? — спросил он.

— На тебя, — с улыбкой ответила Фрэнси.

— А что ты улыбаешься? Мы же ругаемся!

— Ругань — игра без правил.

И тут она встала и поцеловала его в губы. Сначала этого его огорошило, затем разозлило и, наконец, возбудило. Он затащил ее в сарай садовника и грубо овладел ею прямо на шершавом деревянном полу. Когда все кончилось, он закурил сигарету, которую стащил из шкафчика с инструментами садовника, и теперь сидел голый на мешке с землей и довольно попыхивал. Фрэнси лежала, скрючившись на полу, тело ныло. Он сделал ей больно. Был груб. Но она промолчала. Он имел полное право отплатить ей за все.

— Ну, так ты пойдешь в отпуск за свой счет? — спросила она.

— Да, — ответил Пер, не глядя в ее сторону.

— Так тебе самому будет лучше. И это ненадолго. Пока все не уляжется.

Пер ничего не ответил. Фрэнси сгребла свою одежду, кое-как оделась и поспешила уйти, как будто побаиваясь его. Пер так и остался сидеть в сарае, голый и с догоревшим окурком в зубах. Время от времени он всхлипывал, неподвижно уставившись перед собой.

Его охватило ощущение пустоты, потому что теперь он не имел ни малейшего понятия о том, кто он, и, честно говоря, не хотел даже пытаться это выяснить.

На этот раз она прислонилась к железной ограде, окружавшей школьный двор, посреди которого стояло старое кирпичное здание. Та самая девочка на черных роликах, с длинными светлыми волосами. Она и теперь была на роликах. Похоже, они приклеены к ее ногам, стали продолжением тела. Девочка смотрела прямо на Адриана, и не было никаких сомнений в том, что она его узнала и хочет с ним заговорить.