— В каком состоянии она была? — нависаю над доктором, смотря на него обезумевшими глазами.

— В стабильном, — запинаясь отвечает, косясь на охранников, дежуривших в отделении частной клиники, — но плод спасти не удалось.

Я спрашивал о другом. Увидеть бы её лицо. Даже искажённое ненавистью. Эту эмоцию я переживу. Не привыкать.

— Она сможет иметь детей?

Не представлял, почему меня зациклило на этой мысли. О наших детях. Никогда их не желал. Я знал, что детство — весьма паршивое время, и не хотел портить человеческую жизнь своими генами.

Даже семью заводить не планировал.

Но вмешались будущие партнёры по бизнесу. И Серафима.

Ямадаевы согласились подумать о сотрудничестве лишь после помолвки с их сестрой. Претили мне эти отжившие традиции. Ясмин меня всегда боялась. Сторонилась, глаз не поднимала. Чем вызывала лишь раздражение. Её чувства не волновали братьев, решивших отдать её мне. Не волновали они и меня.

Поразмыслив тогда, пришёл к выводу, что с этим событием моя жизнь не изменится. Так почему бы и нет? Оставил бы супругу в доме, сорить деньгами и предаваться прочим развлечениям. А сам бы пожинал плоды сделки.

Всё бы шло своим чередом, если бы в мою жизнь не ворвалась одна маленькая наглая девица.

И сейчас ждал ответа затаив дыхание.

— Оснований полагать обратное нет. Она здоровая девушка.

Втягиваю резко воздух в лёгкие. Осталось найти мою здоровую девушку.

Каждый раз думая о выкидыше, складывая свои поступки и их результат, я получал удар в солнечное сплетение, заставляющий меня задохнуться от накатывающего отчаяния. А мысли эти крутились в голове теперь постоянно.

Подключил все свои связи, чтобы найти её. Но каким-то странным образом она не засветилась даже на городских камерах. Записи с камер частной клиники оказались повреждены. Сотовый остался в палате. Как и банковские карточки. Исчезла, будто её и не было в моей жизни. Сбежала, как и обещала.

Чуял, что жива. С ней не должно было ничего плохого случиться. Только не с Серафимой. Никогда не встречал человека с такой жаждой жизни. Живучая, как кошка, ищущая, в чью клыкастую пасть засунуть голову.

Будь на её месте любая другая, в тот вечер, когда я увидел её, поднимающуюся на второй этаж ночного клуба, под конвоем человека Айрата, прошёл бы мимо. Сколько таких падких на бабло девочек искали лёгкую жизнь за мой счёт. А я не относил себя к спасителям бедных и обездоленных.

Поймал её в дверях, когда она едва не сбежала, и ладони обожгло. Её вырвали из моих рук. Потёр подушечки пальцев, чтобы понять, откуда идёт покалывание. Ощущение не прошло.

А увидев, как на неё летит кулак, среагировал раньше, чем подумал.

Красивая всё же, сука, как можно портить эту красоту? Даже такая, заплаканная, чумазая, с колтуном на голове вместо волос. Всё это не имело значения, потому что она горела. Светилась, как факел в темноте ночи. Маленький мотылёк. Хотелось поймать её в кулак и ощутить, как она будет в нём биться.

Посмотрел на неё ещё раз. Один шаг за дверь, и от девчонки ничего не останется. Айрат кинет её в мясорубку, отрабатывать долг телом. Почему-то от нарисовавшейся картинки стало не по себе.

Наступил себе на глотку. Задержался. Выслушал Айрата, хотя его слова для меня ничего не значили. Я и так хорошо представлял, кем может быть девчонка, заявившаяся в клуб с одним, а отсосавшая другому. Да и она не скрывала своих желаний. Прямо их озвучила.

— Сколько ты за неё хочешь? — спрашиваю, уже понимая, что одними деньгами не отделаюсь.

Вижу это по алчным глазам Айрата, подсчитывающего возможную прибыль от нашего сотрудничества.

Он называет сначала сумму. Ничего особенного.

— Но согласись, она лакомый кусочек. За эти деньги я её под любого подложу, быстро отработает долг.

— Переходи к делу, — прекращаю торг.

— Поспособствуй моей сделке с Ямадаевыми.

Блядь. Этих ещё не хватало.

— Хорошо.

Зачем согласился? Данное Айрату обещание обойдётся мне в разы дороже её жизни, даже если девчонку разобрать на органы. Сука-а-а.

Но и тогда дал себе слово, что не притронусь к ней.

Хотя желал её так, что порой казалось, взорвусь от напряжения. Трахал других, а в самый неподходящий момент вместо очередной любовницы видел её ухмыляющуюся мордашку.

Не хотел платить за секс. Ей. С ней. Терпеть не мог продажных женщин.

Отец всегда твердил, что моя мать была шлюхой. Даже когда умирал у меня на руках, всё повторял это как умалишённый. Не испытывал к нему жалости. Мозг хранил другие воспоминания о нём, не давшие тёплым чувствам и состраданию проникнуть в сердце.

Не верил ему, помнил мать. Слишком отчётливо, чтобы принять за чистую монету его гнусные слова.

Однако я опасался, что его червивые гены вырвутся наружу и я слечу с катушек от ревности к какой-нибудь мадам. И убью первого попавшегося под горячую руку.

Понимал, что вопреки доводам разума окружал себя всю жизнь такими же шалавами, как Серафима. Только она предложила мне честную сделку, а другие продавали свою добродетель, прикрываясь красивой легендой.

Улыбка её эта, наглая и невинная одновременно, как газ из перцового баллончика, жалила мне глаза. Мерещилась всё чаще и чаще. Приходилось несколько раз моргнуть, чтобы прогнать наваждение. Ведьма.

И тянуло к ней против воли. Хоть в кандалы себя заковывай, чтобы держаться от неё подальше.

Меня вполне устраивала моя жизнь до неё. Более чем. Расписанная по минутам в календаре. Понятная. Предсказуемая. Пресная. А с её появлением всё полетело в тартарары.

Ненавидел отцовский дом. Затхлый. Тёмный. В котором правила мачеха, считая себя королевой. Но приезжал туда, убеждая себя, что должен осмотреть свою собственность. Мою игрушку, раскрасившую серые будни яркими красками.

Чтобы точно знать — мой маленький зверёныш никуда от меня не делся. И он всё ещё мой.

Только ногти и клыки у Серафимы такие острые, что запросто вонзила бы их мне в шею, имей я неосторожность очутиться к ней слишком близко.

А когда видел её с другими мужиками, сносило крышу. Терял сдержанность, холодность, которые я считал частью своей натуры. Привычное спокойствие сползало, обнажая истинные чувства. Голую ревность. Звериные, не поддающиеся контролю эмоции.

И она будто знала, на какие точки надавить, чтобы вывести меня из себя.

Понял, что уже не управляю своей жизнью. Она без спроса заняла в ней место. С каждым днём захватывая всё больше территории.

Её слёзы вызывали желание уничтожать, превращая всё в руины. И эта потребность меня удивляла. Никогда раньше не думал, что захочу убить ради мимолётного увлечения. Сколько таких будет ещё в моей жизни после неё? Очевидно, ни одной.