– Думаешь, ее держат в кабаке «Услада»?

– Там у бандитов берлога. Кабак принадлежит главарю, и я очень надеюсь, что Лада еще там.

– Еще? – переспросил Творимир.

– Веревочник сказал, что дамочек заказали живыми.

– Так весь этот сыр-бор из-за них? – Особист никак не ожидал подобного развития, считая, что враги Черкасского просто не хотят пустить отряд к Москве.

– Выходит, так. Тебя это сильно удивляет?

– Я вообще думал, об их появлении в Московии никто не ведает!

– Видать, ошибался. А я сразу скумекал: ежели супружница Данилы рядом – быть беде. С ней мороки было немало, когда еще в невестах ходила, нынче же статус повысился – боярыня, – заметил Горан.

– Мужики, вы там не мне кости моете? – подошла к ним Зарина.

Ответить они не успели.

– Господа, мы на месте, – доложил десятник перед зданием кабака.

– Ну что ж, надо заглянуть, уважить хозяина, – процедил сквозь зубы Творимир.

Лада очнулась, когда ее уронили на пол, и невольно застонала.

– Осторожней с пленницей, чай, не простую бабу припер. Говорят, она княжеских кровей будет. – Разведчица услышала неприятно режущий слух мужской голос.

– Мне приказали доставить живой, вот и принимай. А каких она кровей, не моего ума дело, – ответили басом.

– Вторую убрали?

– А не было второй. Веревки приволокли эту и мужика. Его – сразу в расход, бабу – тебе, как и было договорено.

– Что значит – не было?!

– Да отколь мне ведать? Наш чародей засел внутри, собирался втихую всех доставить. Без шума не вышло.

– Плохо дело. Мне сказывали, вы работаете чисто, а тут явный недогляд налицо. Сейчас еще выяснится, что не та.

– Какую сумели добыть, ту и бери. – Бас, казалось, был полностью лишен эмоциональных оттенков. – Вдруг окажется та, что надо?

Лада ничего не видела из-за напяленного на голову мешка, кляп затруднял дыхание, ей давили на запястья путы за спиной, но она внимательно прислушивалась и осторожно пыталась ослабить веревки.

– Сейчас поглядим, кого ты принес. Дай бог, чтобы была круглолицая и грудастая.

– Я ее не щупал, от греха подальше.

Ладу усадили на стул и сняли с головы мешок. Пленница увидела мужчину средних лет с коротко стриженной бородой и шрамом от уха до носа. Он приблизил к ее лицу свечу.

– И кого ты мне притащил? – снова раздался неприятный голос. – Это не та баба.

Разведчице хватило беглого взгляда, чтобы заметить кинжал, пистоль за поясом, пару висевших на шее амулетов, которые виднелись из расстегнутого ворота рубахи.

– Какую дали, ту и принес. Мы из-за нее своего чародея потеряли.

Обладателем баса оказался низкорослый крепыш с козлиной бородой и тонкими усами. Он был одет в зипун с пистолем и кнутом за поясом, а в правом сапоге пленница успела рассмотреть засапожник. Мужик разглядывал ее цепким взглядом и вызывал гораздо большие опасения, чем первый.

– Мне плевать на твои проблемы. Надо было брать обеих, как и договаривались.

– Ага, ты бы видел их охрану. Амулетов – что блох на собаке. Пальнули по паршивцам со всех стволов, так хоть бы один зачесался.

– А ты хотел, чтобы десять монет золотом тебе платили за пустяшную работу?!

Пока бандиты переругивались между собой, пленница пыталась перетереть веревку, стягивающую руки за спиной.

– И чего теперь с этой делать? – когда пыл перепалки немного угас, спросил крепыш.

– Вытащи кляп. Послушаем, может, чего полезного скажет.

Наконец пленница смогла вздохнуть полной грудью.

– Дяденьки не убивайте, мой тятя лавку свою продаст, дом, любые деньги за меня отдаст. – Лада решила, раз уж ее перепутали с Зариной, то могли вообще постороннюю женщину прихватить. Тем более одну такую они сегодня за ужином видели с семейством. Папашу звали Онисимом, и он все пыжился показать свое превосходство над другими.

– Какой еще тятя? – пробурчал обладатель шрама.

– Купец второй гильдии Онисим. Мы нынче в Ржов приехали. – Она затараторила, как настоящая балаболка, засыпав мужиков абсолютно ненужными им подробностями. Не забыв при этом упомянуть «между строк», что этот Онисим явно не бедствует.

– И какого беса ты, дуреха, во двор ночью поперлась? – пробасил крепыш.

Стул пленницы стоял посередине комнаты, до двери и окна было примерно одинаковое расстояние. Бандиты стояли буквально в шаге. Один со свечкой прямо перед ней, второй – слева от подельника.

– Так тятенька у нас строгий, а я дождалась, когда он почивать отправится, а сама думала на крыльце посидеть, вдруг старший сынок хозяйский… – Лада потупила глазки.

– Так ты вообще все перепутал?! – воскликнул мужик со шрамом.

– А ты ее больше слушай. Она полную чушь несет, а глаза-то умные, – приметил крепыш.

Обладатель шрама даже свечу приблизил, чтобы лучше рассмотреть лицо.

– Глаза у меня мамины, – не меняя интонации, продолжила тараторить Лада. – Мама у нас знаете, какой в молодости была?

– Хорош болтать! – прикрикнул крепыш. – Говори, где твоя подруга?!

– У меня много подруг, тебе про какую рассказать? – Пленница сменила тон.

– Ты с ней в Ржов приехала. Да еще с вами шесть бойцов прибыло.

Веревка поддалась, руки получили свободу, и теперь Лада выбирала момент для удара.

– Ты был прав, когда говорил, что они справные бойцы. И зря убил одного из них. Парни обид не прощают и не уйдут из города, пока всех вас не прикончат. А подруга – она вообще зверь. Потому мне и умирать не боязно, вам за мою смерть сторицей воздастся.

– Ох как мы напужались! – протяжно произнес крепыш.

В этот момент Лада вскочила, ткнула первого его же свечой в лицо и ударила коленом промеж ног. Развернувшись, отскочила на шаг, схватила стул и швырнула в крепыша, тут же попыталась ударить его ступней в колено, но не успела. Тот, похоже, ждал именно такого поведения пленницы и был готов к атаке: ни один выпад не достиг цели.

Сообразив, что враг действительно попался серьезный, Лада кинулась к окну, но крепыш предугадал и этот маневр. Щелчок кнутом – и хлыст опутал ноги пленницы. Она ударилась лбом и опять отключилась.

– Вот тебе и купеческая дочка, – поднялся тот, кому досталось по причинному месту.

Теперь комнату освещала лишь масляная лампа на столе, видимость заметно снизилась.

– Да по ней сразу видно – девица за себя постоять умеет. Она думала, я не замечу, как втихаря веревки перетирает.

– А мне чего не сказал?