Сара застонала. Кого она пытается одурачить? Такими темпами она и за полдня не доберется до библиотеки.

Вот бы сейчас трость…

Эта мысль сразу вернула ее к событиям последних дней, к лорду Хью. Она не видела его почти неделю. Наверное, это неудивительно: в Уиппл-Хилл уже приехали десятки гостей, так что затеряться в такой толпе не трудно. Да и какой смысл навещать больную, если здесь столько развлечений?

Все же она думала о нем: лежа в постели, с ногой на подушках, гадала, как долго ему приходилось делать то же самое. А когда встала посреди ночи и поползла к горшку, задалась вопросом… и тут же прокляла биологическую несправедливость. Мужчине не приходится ползти к ночному горшку. Он, возможно, использует чертову штуку в постели.

Не то чтобы она представляла лорда Хью в постели или тот момент, когда он пользуется ночным горшком. Но все же: как он это проделывает? Как выполняет все жизненно необходимые задачи, без того чтобы выдирать волосы и вопить от отчаяния?

Сара так ненавидит необходимость зависеть от кого бы то ни было! Только сегодня утром пришлось просить горничную найти мать, которая решила, что именно лакей должен нести ее вниз, в столовую.

Все, чего она хотела, – это добраться куда-нибудь на собственных ногах. И если ей придется терпеть стреляющую боль каждый раз, когда она опирается на ногу, так тому и быть. Все страдания стоят того, чтобы выбраться из комнаты.

Но вернемся к лорду Хью. Сара знала, что нога его особенно беспокоит, когда он много ходит. Но чувствует ли он боль при каждом шаге? Как это возможно, что она не спросила его? Они гуляли вместе, пусть и не на длинные расстояния, но все же ей следовало бы это знать.

Она похромала по коридору, но в конце концов сдалась и села в кресло. Кто-нибудь непременно пройдет мимо: горничная, лакей… В этом доме полно народу.

Так Сара и сидела, нервно выстукивая пальцами незамысловатую мелодию на коленях. Мать удар хватит, если увидит ее здесь. Леди не должна привлекать к себе внимание, громко говорить, хохотать – то есть не вести себя так, как Сара. Поразительно, что при столь кардинальных различиях она очень любила мать, хотя, следуя логике, они должны бы мечтать прикончить друг друга.

Вскоре Сара расслышала шаги. Позвать на помощь? Она действительно нуждалась в помощи, но…

– Леди Сара?

Это он. Она не знала, почему так удивлена – и довольна, – но так и есть. Их последняя встреча была ужасна, но когда она увидела шагавшего по коридору лорда Хью, то поняла, что счастлива! Это удивительно, но действительно счастлива!

Окинув взглядом коридор, он подошел к ней.

– Что вы здесь делаете?

– Боюсь, что отдыхаю. – Сара немного вытянула ногу. – Мои амбиции перевесили мои возможности.

– Вам не стоило вставать.

– Все это время я провела практически привязанной к постели.

Это у нее воображение разыгралось или ему действительно стало неловко?

Сара продолжила:

– А перед этим еще три дня в закрытом экипаже…

– Как и все мы.

Она капризно возразила:

– Да. Но остальные могли выйти и размяться.

– Если не хромают, – сухо добавил Хью.

Ее глаза метнулись к его лицу, но какие бы эмоции он ни скрывал за полуопущенными веками, она их не увидела.

– Я должен извиниться перед вами, – продолжил Хью официальным тоном.

– За что? – удивилась Сара.

– Я позволил вам упасть.

Совершенно ошеломленная, она молчала: как можно винить себя за то, что произошло случайно? – но в конце концов воскликнула:

– Не говорите глупости! Я бы все равно не удержалась. Элизабет наступила на подол Френсис, та потянула за плащ, Элизабет попыталась убрать ногу, и… – Сара махнула рукой. – Не важно. Это Харриет каким-то образом на меня налетела. Если бы только Френсис, я бы сумела сохранить равновесие.

Он ничего не ответил, а Сара и сейчас не сумела истолковать выражение его лица.

– Дело в том, что я подвернула ногу на ступеньке, а не когда упала. – Она никогда не умела выбирать слова, если нервничала, поэтому, запинаясь, произнесла: – Я тоже должна перед вами извиниться.

Хью вопросительно взглянул на нее, и Сара поежилась:

– За свое поведение в экипаже.

Он хотел что-то сказать: возможно, возразить, – но она его опередила:

– Слишком эмоционально отреагировала. Просто была смущена… пьесой Харриет. И я хочу, чтобы вы знали: точно так же я повела бы себя с любым другим мужчиной, так что вы не должны чувствовать себя оскорбленным.

Господи, что она несет? Сара никогда не умела извиняться, да и не пыталась. И уж совсем не к месту она выпалила:

– Вы поедете охотиться?

Уголки его губ напряглись, брови взлетели вверх.

– Я не могу.

– Вот как? – Идиотка! О чем она только думает?! – Простите. Это была ужасная бестактность с моей стороны!

– Не стоит ходить вокруг да около, леди Сара. Я хромой. Это факт. И, уж конечно, вашей вины в этом нет.

– Все же мне очень жаль.

На какую-то долю секунды Хью, кажется, растерялся, но все же спокойно проговорил:

– Ну хорошо: извинения принимаются.

– И мне не нравится это слово!

– Какое именно?

– «Хромой». – Сара поморщилась. – Словно вы лошадь!

– А вы знаете синоним?

– Нет. Но, как говорится, решать мировые проблемы – не мое дело, я лишь готова их обозначить. – Он непонимающе уставился на нее. – Я шучу! – Наконец-то лорд Хью улыбнулся. – У меня нет другого определения, и я не берусь решать мировые проблемы, хотя, если быть справедливой, никто от меня этого и не ждет.

Она намеренно провоцировала его, но, к ее величайшему удивлению, он только рассмеялся.

– Скажите, леди Сара, чем бы вы хотели заняться сегодня? Почему-то я сомневаюсь в вашем намерении весь день просидеть здесь.

– Я хотела почитать в библиотеке. Понимаю, говорю глупость: ведь именно этим я и занималась последние три дня, – но в спальне больше оставаться не могу. Готова читать где угодно – даже в гардеробе, – лишь бы сменить обстановку.

– Очень интересно.

– Темно.

– В окружении вешалок и шерстяных вещей.

Она с трудом сдержала смех.

– Шерстяных?

– Именно такие висят в моем гардеробе.

– Я побаиваюсь овец. – Чуть помедлив, Сара поморщилась. – И того, как Харриет способна описать такую сцену в одной из своих пьес.

Хью поднял руку.