– Эх, капитан! Не быть тебе майором!

– Это я и без тебя знаю.

Соколов не впервые находился в кабинете Палисадова и каждый раз с невольной завистью отмечал там идеальный порядок. Такой же, как в той полудеревенской комнате, где юный Дима впервые открылся ему с неожиданной стороны. Над столом Палисадова висел портрет Дзержинского, инкрустированный из разноцветных пород дерева. «Зэк мастерил», – почему-то с неприязнью подумал Соколов.

– Максим Максимыч! – неискренне обрадовался Палисадов. – Накопали что-нибудь интересненькое?

– Почти ничего, – осторожно ответил капитан.

– Ну и не надо! Дело оказалось таким простым, что даже немного обидно. Не стоит выеденного яйца. Приехал я в пансионат, а там о случившемся ни сном ни духом. Это, думаю, хорошо! Фактор неожиданности всегда помогает. Собрал персонал, выдержал театральную паузу и – шандарахнул! Что тут началось! Бабы воют, заведующий в шоке… Но я молчу. Вы мой глаз знаете! Если бы кто-то из них ваньку валял, я бы его моментально вычислил.

С этим Соколов поспорить не мог. Глаз у майора был наметанный.

– Нет, никто ничего не знает, – продолжал Палисадов. – Иду в комнату Половинкиной. Там всё вверх дном, на полу бельишко скомканное, и среди, я извиняюсь, трусов и бюстгальтеров – клочки какой-то фотографии. Складываю: парнишечка получился. В тельняшечке, симпатичный такой, уши как у летучей мыши. Кто такой? Гена Воробьев, бывший морячок, из деревни Красный Конь. Оказалось, любил наш морячок Половинкину сильно-пресильно! Приезжал к ней часто-пречасто! Продукты ей деревенские возил и тэ дэ и тэ пэ. Но с любовью у них не вытанцовывалось. Я ведь покойницу немного знал. Красивая была девушка, но с большим гонором! На нее многие приезжие заглядывались. Но себя, как говорится, блюла. Видно, жениха присматривала либо любовничка постоянного. Но какое у наших гостей постоянство? Дома жена, теща, партком… В общем, не обламывалось бедной Лизе ни с одной стороны. А морячок рядом. С одной стороны – удобно. Но уж очень надоел, ревностью замучил. Короче, крепко они с ним поругались вчера. Кричал он на нее так, что стекла звенели. Потом выскочил на улицу злой, поцарапанный (!), сиганул на мотоцикл и был таков. Горничные – к Лизе. Думали, может, прибил ее? Нет, спокойная, даже повеселевшая. Жалко, говорит, Геночку! Парень он хороший, но ничего не поделаешь.

Максим Максимыч слушал его, потупившись.

– Звоню в Конь участковому, – продолжал Палисадов, – спрашиваю о Воробьеве. Про убийство – ни гу-гу. Есть такой хлюст, отвечает. Сидит в камере и похмельем мучается. Оказалось, вернулся наш воробышек в село утром, часиков в восемь, пьяный вдрабадан, а в глазах его, выражаясь высоким слогом, горят злоба и мщение. Ворвался в село на мотоцикле, передавил кур и в довершение ночных геройств подрался с продавщицей. Отказалась ему бутылку в долг давать.

– Исключено – Соколов поднял глаза на Палисадова. – Генка за Лизой как тень ходил с двенадцати лет. Дышать на нее боялся, думал, что она не человек, а ангел во плоти или видение прекрасное. Ей от него из армии писем пришло тысяча и одна штука, как в той арабской сказке.

– Как это может быть? – удивился Палисадов.

– Три года на флоте, каждый день по письму.

– Да, это любовь! – с некоторой завистью согласился Палисадов. – Но это не исключает, а, напротив, подтверждает мою версию. По-видимому, этот ангел во плоти вчера вечером отправил морячка в бессрочный отпуск, а может, и в полную отставку. Возможно, она призналась ему, что любит другого, который живет в Городе или в самой Москве, куда она и собирается поехать утренним поездом. И это была ее роковая ошибка! От пансионата до Красного Коня на мотоцикле час езды, а морячок приехал туда на следующий день. Что он делал целую ночь? Родственников у него в Малютове нет, дружков – тоже, это я выяснил. И я вам скажу – что он делал. Парень поджидал ее, чтобы еще раз поговорить с ней по душам. Сами знаете, чем закончился этот разговор…

– Ну хорошо, – согласился капитан. – Допустим, Генка в пьяном угаре ее убил. Но как бы это сделал бывший матрос? Ножом под грудь, это я понимаю. Но спокойно задушить… Нет, это не Гена! Трезвый, уверенный в себе был, гад! Я его почти вижу, как вот тебя перед собой. Только лица его не вижу. Но это был сильный и высокий мужчина.

– Почему?

– Вот смотри: ты и я! В тебе метр девяносто? А я метр шестьдесят пять вместе с фуражкой. Вот ты и я собираемся убить Лизу голыми руками. Давай! Но помни: она не маленькая была, метр семьдесят пять. И еще туфли на каблуках. Давай! Значит, ты заходишь сзади, перехватываешь рукой горло… Ну, давай! Она инстинктивно хватается за руку, вместо того чтобы врезать тебе локтем по печенке. Она неопытная, а ты о-о-пытный! Раз – и кончено! Ты опускаешь ее на землю. Теперь на твоем месте – я или Генка. Что делаем мы, коротышки? Нам нужно жертву либо на землю повалить, либо на колени поставить. А это возня, борьба, трава помятая, синяки на теле…

– Заключения патологоанатома еще нет, – напомнил Палисадов.

– А я тебе и без него скажу, что Лизу убил не Геннадий.

Палисадов нахмурился:

– Вы не учитываете две возможности. Во-первых, он мог быть с сообщником. Подговорил алкаша какого-нибудь, и тот держал девушку. Во-вторых, труп к березе могли принести, а убить в другом месте.

– Зачем?

– Чтобы направить на ложный след. Убитая лежала возле дороги на станцию. Убили ее за час-два до прибытия поезда. Таким образом, подозрение падает на любого, кто шел на утренний поезд. Ищи-свищи!

– Например, на Гнеушева, – буркнул капитан.

– Что?! – вскричал Палисадов. – Вы допрашивали Гнеушева? Да с нас за это головы снимут! Это – заслуженный учитель РСФСР, Герой Социалистического Труда! Вы еще не знаете Гнеушева!

– Зато ты хорошо знаешь.

– Это моя личная жизнь! И вообще, когда вернется ваш начальник, я буду настаивать на отстранении вас от этого дела. Ваше личное отношение к этой девушке… Нет, я понимаю… Но вы готовы верить чему угодно, кроме фактов. В романические бредни Вострикова.

– А что, – не согласился капитан, – в рассуждениях Аркадия есть какое-то зерно. Непростое это дело, с изюминкой!

– Это эмоции, – подытожил Палисадов. – А вот доставят мне вашего морячка в наручниках, и окажутся у него штаны полные дерьма. Плохо вы знакомы со специальной литературой, Максим Максимыч! Именно простые и необразованные граждане порой совершают самые изощренные преступления. Недавно в журнале «Криминалистика» я читал, как несовершеннолетние насиловали восьмидесятилетнюю старуху. Они ее так привязали рыболовной леской к ножкам кровати, что когда бабулька дергалась, на ее шее затягивалась петля. Так она сама себя и задушила, пока эти подонки ее насиловали. Между прочим, парни из крепких рабочих семей.

Вдруг дверь распахнулась, и в кабинет, источая сивушный запах, ввалился Рыжий, известный Малютову алкаш и бездомный. За ним важно вошел Востриков. На лице его светилась улыбка победителя.