Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я словно вынырнула из-под толщи воды, просыпаться с каждым днем становилось труднее. Что-то давило на мою грудь — там сидела Куроми и внимательно за мной наблюдала. Ее желтые глаза поблескивали во мраке. Слева мирно, вовсе не обращая внимания на мои бесконечные будильники, спала Энже. Она выглядела милой, но иррациональное чувство заставило меня прислушаться дышит ли она. Я не хотела бы жить ни дня в мире, где нет и ее.
“11.08.1999-04.11.2022”
Первая смена у меня была любимой, так как с утра был шанс провести пару часов без Евгения, а рабочий день заканчивался в пять вечера. К тому же, несмотря на ранний подъем, мне нравилось выезжать из дома в половине шестого утра: такси стоило дешево, в электричке — безлюдно. Мелкие радости Москвы.
На подходе к зданию завода я всегда заглядывала в окна нашего офиса: они в ряд расположены на втором этаже, и тем утром там вновь горел свет. Марина, — подумала я, но затем там возникла непропорциональная фигура спортсмена на пенсии и мир мой обрушился. Значит, он там с самого утра, и на это всегда была объективная причина.
— Акылай, ты помнишь, во сколько вчера ушел Петрович? — спросил он, стоило мне выбраться из-за стеллажей, занимавших все свободное место.
— Около 12 часов, — сухо ответила я, но не переспросила, для чего ему нужна была эта информация, да и ждать долго не пришлось.
С опозданием в три минуты в офис вошел Паша, и, думаю, он тоже ощутил наэлектризованный воздух. Мы с Мариной только переглядывались по этому поводу, обсудить никак не удалось бы. Павел едва поставил сумку на стол, как начался допрос, по классике с заходом издалека.
— Паша, сколько время?
У тебя что, нет часов? Всегда ненавидела подобные риторические вопросы, на которые он ожидал ответа. Они напоминали мне разговор с детьми, опоздавшими к комендантскому часу.
— Задержали электричку, поэтому я немного опоздал.
— Мне неинтересны ваши дебильные отговорки. Рабочий день начинается в восемь утра, значит, ты должен быть здесь за пять минут до его начала.
Все изображали работу, однако каждый внимательно слушал и наблюдал за происходящим. Это особенно было заметно по Кате, которая пригнулась к клавиатуре, будто боялась, что Лорд заметит ее макушку и переключится на нее. По ее не соответствующему возрасту лицу, — ее 35 лет выдавали почти незаметные морщинки у глаз, — для полноты картины не стекала только капелька пота, а такого сосредоточенного взгляда в монитор я у нее не видела никогда.
Евгений продолжал с шагом в 15 минут, припоминая моему коллеге даже самые незначительные промахи: не заказал воду, так как был на выходном, но должен был предвидеть, что это понадобится; не отчитался, что Костя, которого уволили несколькими неделями ранее, допустил ошибку в карточке товара, и просто молча все исправил; в системе регулярно двоятся заказы покупателей и то, что даже маркетплейсы признают ошибку со своей стороны, не являлось оправданием. Пять лет я работала в разных местах, где начальство и просто старшие сотрудники тоже были с некоторыми особенностями поведения, однако на фоне Лорда Евгения они меркли, как звезды в городах.
— Кстати, — Евгений достиг предела своих актерских возможностей, — Паша, скажи мне, пожалуйста, сколько ты заплатил Петровичу?
— За вчера? Как и нужно было, по 300 рублей в час, итого 600.
— Ты идиот, тебя вообще не смущает, что он последние полчаса со мной препирался? И ты ему за это заплатил, долбоящер.
— Но, — хотя Павел и работал в этом месте полгода, еще чему-то был способен удивляться, — он потратил свое личное время на нас и мы должны были ему заплатить.
— Ты реально считаешь, что время таких, как он, хоть чего-нибудь стоит? Он уж пропил эти шесть сотен, а время недолюдей не считается по человеческому прайсу. Вас что, надо всех элементарным вещам учить?
Он кивнул на меня, подразумевая случай, когда я отказалась заставить курьера стоять под нашими окнами, чтобы он отработал всю сумму, уплаченную за доставку. И позже, не стала кричать на оператора за то, что доставка задержалась.
— Вы мне все так надоели, но особенно ты, — Евгений демонстративно перекладывал свои бумаги и контейнеры из-под еды по столу, — Паша, давай передавай свои обязанности кому-нибудь, вот… Кате, например. Отрабатываешь две недели и пошел нахер отсюда, я не собираюсь с дебилами работать.
Паша встал тут же, накинул на плечи рюкзак, подхватил куртку и направился к выходу.
— Я тебе ни копейки не заплачу, если ты прямо сейчас уйдешь!
— Я тоже ухожу, — давно мечтала произнести эти слова, — вы правы, работать с дебилами, — я выразительно посмотрела на него, — невозможно.
Пока за нашими спинами не захлопнулась в последний раз стеклянная дверь, он кричал о деньгах, о том, что мы можем идти жаловаться в трудовую инспекцию, а в конце назвал нас предателями.
— Почему ты ушла? — рассветное солнце поднималось над кирпичным забором, — он же хорошо к тебе относился.
— Когда несправедливость происходит по отношению к окружающим, следует ожидать, что ты будешь следующим. К тому же, я давно этого хотела, и это помогло, наконец, принять важное решение.
— Решение уволиться?
— Увольнение тут скорее сопутствующее.
Меня поражало в Паше то, что, несмотря на все сказанное, он ни разу не поддержал меня во мнении, что Евгений не умеет работать с людьми, да и в целом его подход к бизнесу, который касался здоровья людей, был весьма преступным. Напротив, уже бывший коллега до последнего слова восхищался Лордом:
— Тем не менее, не каждый смог бы поднять свое дело с нуля.
— Это будто восхвалять наркобизнес, там тоже людей травят. Только там хотя бы примерно известен состав.
— Если ты такая благородная, то не работала бы на него.
Меня будто по носу щелкнули.
— Справедливо, но мне нужны были деньги.
— Ему тоже.
Тем мне и нравился Паша, что говорил то, в чем я не хотела бы признаваться, и тем же напоминал Арину.
Простившись с ним, я осталась наедине со своей разрушенной жизнью. Ко всему прочему я стала безработной и без всякой надежды на какие-либо деньги, ведь рассчитывать на выплаты не приходилось — даже если бы я одумалась и вернулась, меня уже не ждали. Кому я сделала хуже: ему или себе? Евгений без проблем найдет еще сотню