Смачно сплюнув в лужу, Никита вытер кулаком подбородок. Лицо у него было хмурое и недовольное. Рядом прогремел товарняк, и у Агаты засвистело в ушах. Стоящая рядом проводница не говорила ни слова, но время от времени тыкала на циферблат своих наручных часов.

– Пойдёмте уже в вагон, – заторопила всех Агата, когда лязг железных колёс по рельсам растаял в воздухе, и первая вскочила на подножку вагона.

Ругаться сейчас ей хотелось меньше всего. С утра её мучило нехорошее предчувствие, и после встречи с Никитой оно почему-то только усилилось. Агата впервые, если не считать бегство домой из Крыма, ехала куда-то без Анны Георгиевны. Мать была далеко и больше не могла указывать ей, что хорошо, а что плохо. Это пугало и воодушевляло одновременно.

Мать Никиты ждала их в купе и, когда Данил толкнул дверь, даже зачем-то вскочила на ноги. До этого Агата видела её дважды и запомнила, как маленькую невзрачную женщину с тонкими мышиными волосами. Сейчас мало что поменялось. Она по-прежнему была маленькая и невзрачная, только волосы стали другими. Какими-то желтоватыми. Словно она покрасила их не слишком-то качественной краской.

Черты лица у неё были тонкими, подбородок вытянутым, а взгляд – колючим. И этим самым  колючим взглядом она награждала практически всех, кто находился поблизости: Агату, Данила и даже проводницу, принёсшую комплекты с постельным бельём. Исключение составлял только Никита. На сына женщина смотрела с обожанием. И от созерцания этого обожания Агату слегка подташнивало.

«Самые противные свекрови получаются из самых любящих матерей, – припомнила она фразу, прочитанную в каком-то паблике. – Да уж… Не повезёт будущей жене Никиты. Хорошо, хоть у меня свекровь будет нормальная…»

Имя матери Никиты Агата так и не вспомнила, но спросить нужным не посчитала и по возможности решила не обращаться. Данил забросил наверх вещи, сжал её руку и усадил на свободную полку. Некоторое время они сидели молча и просто слушали удары колёс вагона о рельсы.

– Расскажи мне о танцах.

– Что именно тебя интересует?

– Я знаю танго, вальс, ча-ча-ча, самба. А вот пасодобль…

– Пасодобль – это испанский танец, имитирующий корриду, – со знанием дела начала объяснять Агата.  – Основан на бое быков. Партнёр изображает тореадора, а партнёрша…

– Быка? – Данил поиграл бровями, и Агата не смогла удержаться от смеха.

– Нет, быка редко. Чаще другого тореадора, но вообще партнёрша – это мулета.

– Муле что?

– Мулета. Кусок ярко-красной ткани в руках у тореадора. – Никита вклинился в их разговор неожиданно и с вызовом посмотрел на Данила. Агата почесала нос. В купе они почему-то сидели втроём. Мать Никиты, как назло, куда-то недавно вышла.

– То есть партнёрша изображает красную тряпку?

– То есть партнёрша изображает красную тряпку? – передразнил Никита и состроил противную рожу.

Агата кивнула. Данил браваду Никиты проигнорировал.

– Поэтому на пасодобль девушки чаще всего надевают красное, хотя в принципе это необязательно, но так смотрится эффектнее.

– Встань. – Никита вскочил со своего сиденья и подошёл вплотную к Данилу.

– Что тебе надо?

– Постель хочу застелить.

– Стели. Я тебе чем мешаю?

– Я всегда сплю над Агатой.

– Ты хотел сказать: спал над Агатой. – В голосе Данила зазвучала абсолютно несвойственная ему сталь. –  Сегодня это моя полка. Билет показать?

– Удобно, когда папа платит, правда? Кем он у тебя там работает? Директором клиники?

– Это за тебя обычно платят! Причём мама Агаты. А я вообще-то сам заработал и сам заплатил.

Лицо у Никиты побагровело. Правая рука сжалась в кулак. Данил остался сидеть на месте.

– Проваливай, я сказал! Это всегда было и будет моё место.

– Ты если б хотел, занял бы его раньше. А сейчас поезд уже ушёл.

Подбородок у Никиты затрясся. Левая рука тоже сжалась в кулак.

– Да я тебе … – Изо рта полетела очередная ругань.

– Ну попробуй.

Данил, наконец, встал, и у Агаты потемнело в глазах. Желудок скрутило и, предчувствуя скорую драку, она попыталась втиснуться между ними, чтобы хоть как-то погасить ссору. Удар Никита нанести так и не успел. Дверь в купе резко отодвинулась влево, и все разом повернули головы. В проёме с чаем в руках застыла мать Никиты.

– Пусть спит, где хочет. Оставь.

Никита издал непонятный звук, закатил глаза и выбежал из купе. Поставив чай на стол, мать буквально через полминуты вышла вслед за ним. Краем уха Агата услышала, как они спорили в коридоре из-за вагона-ресторана.

Данил вернулся на сиденье и, привалившись к окну, притянул Агату к себе. После выходки Никиты её слегка потряхивало, а вот он вёл себя так, словно ровным счётом не произошло ничего особенного. Подумаешь, другой парень набросился на него с кулаками. Делов-то куча?

– Во сколько говоришь, пребывает завтра наш поезд?

– В шесть утра, но я сразу поеду в салон на причёску и макияж. Мама по телефону уже договорилась с мастером – мне останется только такси вызвать. Глазеть на город нам обычно некогда, я тебя предупреждала.

– Нестрашно. Как думаешь, через сколько вернётся твой партнёр-неадекват?

Агата покачала головой и покрепче прижалась к Данилиной груди. Нехорошее предчувствие и осадок из-за слов Никиты потихоньку рассеивались. Ей было тепло, уютно и почти спокойно. Заснула она примерно минут через сорок. В его объятиях. Полку над ними так никто и не занял. Никита вернулся в купе только под утро.

Глава 24

Вся разукрашенная, как кукла, Агата стояла посреди зала. Стандарт они закончили танцевать ещё в три часа дня, а полторы минуты назад местный «конферансье» объявил пасодобль. Агата взмахнула рукой, но звуки музыки стихли уже на третьем аккорде. Видимо, в зале что-то случилось с техникой.

Одеваться одной было трудно. Мать Никиты, естественно, Агате помогать не стала. Она крутилась вокруг сына и заботливо то намазывала ему волосы гелем, то брызгала на шею одеколоном. Не тем, что он обычно использовал, но весьма похожим. Таким же дешёвым и отвратно пахнущим.

Глядя на все её потуги, Агата вдруг захотела подарить Никите парфюм Данила в честь его перехода в