улыбайся», она бы сейчас с гипсом не лежала. Данилу о своих мыслях она, конечно, не рассказывала, но он будто на подсознательном уровне чувствовал, кто во всём виноват, отчего рычал на Никиту с завидной регулярностью. Агата вообще никогда прежде не видела Никифорова таким злым.

– Пить хочешь? Могу сходить за чаем. Или воды принести? – Никита стоял в проёме и искоса поглядывал на Агату. Вид у него был пришибленный, как у щенка, которого недавно выбросили на улицу. Ну ещё бы! Абсолютными чемпионами после такого фееричного падения они, разумеется, не стали, но золото за стандарт всё же получили. Точнее, Никита получил. Причём за обоих. Агата на сцену подняться не смогла, а сразу после награждения Данил увёз её в травмпункт. Медаль так и осталась болтаться на шее у Никиты, её же – валялась где-то на дне сумки.

– Без тебя справимся! – рявкнул Данил, даже не оглянувшись. Агата еле заметно качнула головой и мягко сжала его руку. Лодыжка побаливала, и ей совсем не хотелось слушать чью-то ругань.

Мать Никиты снова вывела сына из купе и на всякий случай поставила на стол бутылку воды, пачку чая, коробку печенья и четыре принесённые от проводницы кружки. О еде и воде Агата не думала. Ей было плохо. Плохо прежде всего морально, и она не представляла, как с этим справиться.

– Приедем домой, – продолжил Данил, когда дверь за матерью Никиты закрылась, и в коридоре послышался её голос. Голос, кстати, у неё был очень красивым и мелодичным, отчего Агата сделала вывод, что мать Никиты, скорее всего, закончила какое-нибудь музыкальное училище и, может быть, даже раньше где-то пела, – свозим тебя к одному папиному другу. Он хороший ортопед. Меня ему тоже показывали, когда я в прошлом году руку сломал. Это ещё до перевода в центр было.

Агата не ответила. Ей не хотелось идти к новому врачу. Не хотелось проходить новое обследование. Она ясно помнила слова доктора, рассматривающего её снимок. Закрытый перелом. Без смещения, без осколков, но с разрывом межберцовых связок.

– Гипс наложим на четыре недели. Должно хорошо срастись. Возможно, пару недель похромаешь, а потом нормально будет. Но о беге, девочка, придётся забыть. А о танцах тем более.  На ближайшие полгода точно.

«Полгода... – прикрыв глаза, мысленно простонала Агата. – Это почти весь танцевальный сезон. Мама меня убьёт…»

Анне Георгиевне до поры до времени было решено не говорить о случившемся. Агата, сжав зубы, ещё на вокзале позвонила ей и в красках рассказала о том, как они взяли золото в европейской программе. Мать Никиты и Ольга Викторовна дали слово лишнюю информацию ей не писать и только скинули несколько фотографий, которые успели сделать во время последнего танца.

Данил с ролью оператора справился блестяще. Правда, Агата отснятые видео смотреть не стала и на слово поверила матери, которая отослала кучу восторженных смайликов и даже не стала ругаться по поводу того, что Данил поехал в Екатеринбург без её спроса.

К полуночи боль в ноге усилилась. Наверное, заканчивалось действие обезболивающего, которое вкололи в травмпункте. Укрывшись с головой простынёй, Агата тихо стонала. К боли ей было не привыкать. В конце августа, после длительных каникул, у неё часто болели ноги. Тело будто забывало некоторые движения, а потом, выучивая их вновь, ругалось на своём собственном языке. Что-то похожее происходило и весной. Когда запасы организма были истощены, а суставы работали на пределе. Тогда обычно болели спина и шея. Ох, шея у Агаты по праву считалась настоящим агрегатом боли. Но всё же это была другая боль. Кость Агата сломала впервые.

– Тебе плохо? Врача позвать? – На минутку ей почудилось, что на краешке её полки сидит Данил, но это почему-то оказался Никита. Каким-то чудом он ещё не спал, а потом и вовсе взял одеяло и зачем-то укрыл её поверх простыни.

Агата с трудом подавила желание обругать его последними словами.

– Мне нормально. – Она постучала в верхнюю полку и позвала Данила: – Ты можешь дать мне анальгин? Действие укола, похоже, проходит.

Никита загремел сумками.

– Давай я найду. Где он лежит?

Агата закатила глаза. Ей хотелось, чтобы Никита ушёл спать и больше не подавал признаков жизни. Слава Богу, Данил всё-таки проснулся, и проблема с таблетками худо-бедно была решена.

* * *

В квартиру Данил вносил Агату тоже на руках. Сумки на этот раз нёс водитель такси. Естественно, за дополнительную плату. Аля от такого зрелища всплеснула руками и бухнулась на танкетку в прихожей.

– Мать моя! Шумелка… Что у вас случилось?

Обычно Алевтина Михайловна при посторонних такого себе не позволяла. Прозвище «Шумелка» было исключительно домашним и произносилось только если при Анне Георгиевне, но чаще, конечно, исключительно наедине с Агатой, однако сегодня женщину явно подвели эмоции.

– Давайте я сначала её положу.

Аля кивнула, справилась с волнением и побежала открывать Данилу все встречающиеся на пути двери. Никифоров входил в комнату Агаты впервые, и она, несмотря на боль в ноге, испытывала сильный трепет.

– Так что у вас случилось? – повторила Аля, и Данил вкратце рассказал о «шоу во время джайва».

– Когда мама возвращается?

– Послезавтра. Вы ей не говорили?

Агата упала на подушку и почесала голову. Больше всего ей сейчас хотелось помыться. Она всё ещё была густо накрашена, облита сверху донизу искусственным загаром и залакирована, как не пойми кто. Проследив за её движением, Алевтина Михайловна тут же догадалась, о чём думала девочка.

– Отдохни немного, а вечером я придумаю, как тебя помыть. Даня, хочешь смородинового пирога?

Данил ответил согласием и уже собирался выйти за дверь, но Агата потянула к нему руки.

– Не уходи… А лучше полежи со мной.

Она отчаянно двинулась к стене, и он аккуратно пристроился рядом.

– Поспи, слышишь?

– Мугу…

Когда Аля вернулась в комнату с чаем и куском пирога, Агата уже дремала на груди Данила. Он действовал на неё лучше любого лекарства.

* * *

Анна Георгиевна действительно вернулась послезавтра. Немного располневшая, с округлившимися щеками, непонятно откуда взявшимся вторым подбородком и жирком в области талии. Со сна Агата мать не узнала и, попятившись назад, ударилась затылком о спинку кровати.

Поглядев на лодыжку в