Черные волосы подруги ниспадали по спине, а очки в белой оправе не скрывали опухших глаз. Обычно Дари носила что-то странное, но сегодня на ней были джинсы и свободная футболка с V-образным вырезом. Никаких ярких цветов, модных платьев или подтяжек.

– Выглядишь дерьмово, – наконец заявила Эбби хриплым голосом.

– И чувствую себя дерьмово, – ответила я пересохшими губами.

Дари поморщилась и села на кровать. Эбби плюхнулась на стул. Я увидела, как плечи Дари задрожали, и попыталась сказать хоть что-то, чтобы ее утешить.

– Извини, – шепнула подруга, – я обещала Эбби держать себя в руках.

– Это правда, – Эбби поставила ноги на стул, обхватив руками колени, – она мне обещала.

– Я просто скучала по тебе, – Дари подняла очки, вытерла глаза и выпрямилась. – А когда твоя мама сказала, что ты не хочешь посещений, мне пришлось ждать, чтобы увидеться и убедиться, что ты в порядке.

– Я стараюсь на это не обижаться, – сказала Эбби, положив подбородок на колени. – Но это ужасно, что мы получаем новости только через Себастьяна.

– Простите. – Я откинулась назад, стараясь не развалить баррикаду из подушек. – Себастьян вроде как насильно прорвался.

– Ты хотела побыть одна. Я пытаюсь это понять, но… – Дари вытерла слезы. – Было очень трудно. – Настала пауза. – Все очень сложно.

– Да, – тихо признала я.

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше. Но боль еще не прошла.

– Как твои легкие? Для этого здесь ингалятор? – она кивнула на него рядом с кучей учебников.

– Да. Врач говорит, что все заживает нормально, но в течение следующей недели я должна пару раз в день пользоваться ингалятором.

– А как рука? – поинтересовалась Эбби.

Подняв левую руку, я поморщилась.

– Скоро заживет. Надеюсь, через пару недель гипс снимут.

– Так что теперь с волейболом?

– Не знаю, – я откинулась на подушки. – Не думала об этом.

– Когда я сломала руку, носила гипс почти шесть недель… – нахмурилась Дари. – Боже, мне тогда еще под него каким-то образом попал ядовитый плющ. Это была пытка.

Я взглянула на Эбби. Она теперь смотрела не на мой гипс, а на изножье кровати.

– Вы в порядке?

Эбби засмеялась, но в ее смехе не слышалось легкости.

– Я теперь даже не знаю, что означает этот вопрос.

– Просто… – Дари зажмурилась и покачала головой, – Меган была ненормальной. В хорошем смысле слова. Так странно, что ее здесь нет, что мы не услышим ее голоса и не увидим, как она радуется кошке во дворе или чему-то подобному. Теперь все иначе.

– Ты вообще помнишь аварию? – внезапно спросила Эбби.

Дрожь пробежала вдоль позвоночника.

– Немного. Отрывки разговоров.

– Твоя мама сказала, у тебя сотрясение мозга и проблемы с памятью.

Я кивнула.

– Значит, ты не помнишь всего этого? – снова поинтересовалась Эбби, и мой взгляд резко переместился в ее сторону.

– Совсем немного, – холодно отрезала я, ненавидя себя за это. – Но помню, что собиралась написать тебе и сообщить, что ухожу.

– Я не получала этого сообщения, – Эбби опустила ноги на пол.

– Я не успела его отправить.

Дари закрыла глаза.

– Знаю, что ты не помнишь, но как думаешь, им… было больно?

Мои руки точно налились свинцом.

– Я так не думаю. И Коди… тоже.

– Он так и не очнулся, – тихо сообщила Эбби.

Я покачала головой, не зная, что ответить. Отсутствие Меган очень явно ощущалось в этой комнате.

Девочки остались еще ненадолго. Дари сидела на моей кровати, а Эбби вертелась в компьютерном кресле. Они говорили о школе, Меган, песнях, сыгранных на ее похоронах, обсуждали обвинения, выдвинутые против родителей Кита, и о том, как он со всем этим справляется. В основном говорила Дари.

Я кивала, отвечала, когда требовалось, но, по правде говоря, была не с ними. Мои мысли витали где-то далеко.

Время близилось к ужину, и когда они собрались уходить, то осторожно обняли меня на прощание.

– Знаю, тебе нужно время, – тихо сказала Дари, прижимая лоб к моей голове. – Тебе тяжело, но нам тоже. Не забывай об этом. Мы нужны тебе, – ее голос дрогнул, и через плечо я заметила, как она вновь заплакала. – И ты нам нужна.

* * *

Я услышала, как повернулась дверная ручка. За окном появилась тень.

Отложив ингалятор, почувствовала, как сердце замерло: порог переступил Себастьян. Зайдя внутрь, он закрыл за собой дверцу.

На нем были фланелевые брюки и белая майка. Выглядел он хорошо. Впрочем, как всегда, но я не хотела этого признавать, потому что мне казалось, что я больше не имела на это права.

– Я не отправил тебе сообщение, – он подошел к кровати и присел на край. – Мне почему-то показалось, что ты все равно не ответишь.

– Тогда зачем ты здесь?

– Ты знаешь, зачем, – уголки его губ приподнялись.

Я вскинула брови, но не успела ответить.

Себастьян завалился на спину, и мы оказались плечом к плечу, бедром к бедру.

Возникло острое чувство тревоги, которое всегда сопровождает такую близость, и по моему телу пробежала дрожь. Это неправильно. Я не должна была ощущать подобных чувств после всего, что случилось.

– Что ты делаешь?

– Устраиваюсь поудобнее, – ответил он, улыбаясь, – и планирую задержаться здесь на некоторое время.

У меня отвисла челюсть от его слов.

– Не знаю, в курсе ли ты, но я сейчас быстро устаю, мне нужно отдыхать и…

– А помнишь, когда тебе было одиннадцать, ты заболела мононуклеозом? – вдруг спросил он, и я нахмурилась. Конечно, помню. Самой худшей частью болезни стала высокая температура. Моя голова взрывалась. Я была уверена, что заразилась от Дари.

– Родители хотели, чтобы мы держались подальше друг от друга. Папа боялся, что я заражусь и пропущу тренировки малой лиги, и ты расстроилась, засела в спальне в полном одиночестве и плакала…

– Я не плакала. Просто застряла дома на несколько дней, а когда не спала, мне становилось скучно.

– Ты болела и не хотела быть одна. – Себастьян замолчал, ожидая, что я посмотрю на него. – А хотела, чтобы я был рядом.

Мои брови поднялись, а жар ударил в лицо. Он что, сошел с ума?

– Я не хотела, чтобы ты был тут. Я хотела, чтобы кто-нибудь…

– Ты всегда хотела, чтобы я был рядом, – он перебил меня, и наши взгляды встретились. – Не кто-нибудь, а я.