– Гай, ну что с тобой, а? – тормошила Варя подругу. – Тебе тяжело здесь, да? У тебя проблемы с тимаковскими родителями? Они что, неприятные люди?

– Нет, они лапочки, – слабо улыбнулась Гайка. – Они со мной как с дочкой… Только они уже уехали в город. У тети Оли суставы больные, ей трудно в такую сырость на даче. Они и меня хотели забрать, но Слава им не разрешил, говорит, это опасно.

– То есть ты там одна? А это разве не опасно?

– Нет, здесь тихо, здесь многие по одному живут. И соседи хорошие.

– Ну да, – согласилась Варя. И Персик, если что, тревогу поднимет.

Гайка вдруг резко отвернулась, вскочила со стула и отбежала к окну. Она стояла молча, прижавшись лбом к стеклу, а Варя почувствовала, что ее сердце ушло в пятки.

Что-то случилось. Что-то очень, очень плохое.

– Гая! – позвала она. – Сейчас же скажи мне, что случилось, или я… или я… завизжу сейчас, вот что!..

– Варя! – зарыдала Гайка. – Варечка, прости меня! Я тебя обманула! Доктор сказал, что тебя нельзя волновать… Только я больше не могу, не могу врать! Я виновата, не уберегла, не уследила… Нету Персика, Варечка!

Варю затрясло.

– Как нету? – спросила она, еле шевеля помертвевшими губами. – Совсем нету?

Зареванная Гайка снова уселась на стул и принялась рассказывать.

Персика действительно привезли на дачу, но прожил он там всего один день. На следующее утро он прорыл лазейку под забором и сбежал.

– Мы с дядей Ваней всю округу прочесали, все дома обошли – нету!

– Кто это – дядя Ваня?

– Папа Славин, – плакала Гайка. – А тетя Оля объявления расклеила по деревне, с фотографией.

– А фотографию где взяли? – машинально спросила Варя. Надо было что-то говорить, чтобы не заплакать. Плакать было нельзя. Гайке было тяжелее, она считала себя виноватой. Хотя в чем она виновата? Надо знать Персика!

– Я его фотографировала на телефон, а потом на компе распечатала… Варечка, прости меня! Тебе и так досталось, а я даже Персика сберечь не смогла! Он, наверное, тебя искать ушел.

– Ох, Гая, ты ни при чем. Он и от меня сколько раз утекал. Персик как ртуть, его не удержишь. Только в городе он всегда возвращался, а тут…

– Может, вернется еще! – с горячей надеждой воскликнула Гайка.

Варя не стала ее разубеждать, хотя понимала, что надежды нет. Персик действительно пару-тройку раз «уходил в побег», когда они жили в городе, но быстро возвращался, грязный, голодный и передравшийся со всеми окрестными псами. Если бы с ним все было в порядке, он давно бы вернулся в дом Тимаковых, но его не было, по Вариным прикидкам, около месяца. Слишком долго…

Убежать в город он тоже не мог, он ведь не знал дороги. Его привезли в машине, как он мог увидеть и запомнить путь? Конечно, Варя читала о случаях чудесного возвращения собак и кошек, увезенных за много километров от родного дома, но гораздо чаще она видела объявления, расклеенные на столбах, или в бегущей строке на экране телевизора: «Пропала собака…»

Правда, к ошейнику Персика была прикреплена металлическая пластинка с выбитыми на ней телефонами, домашним и мобильным, но что в ней толку! Если кто-то даже и звонил по этим телефонам – ответа не дождался!

Когда Гайка ушла, Варя заплакала, но слезы не принесли ей облегчения.

Через два дня Варя умолила наконец доктора Владимира Алексеевича выписать ее из больницы. Гайка принесла ей одежду. Собственно Вариными здесь были только джинсы и футболка, выстиранные и отглаженные. Остальное – свитер, куртка, резиновые сапоги и даже носки были чужими, принадлежащими, видимо, кому-то из Тимаковых. Варя оделась, они с Гайкой спустились с крыльца больницы, натянули на головы капюшоны и пошли по расхлябанной дороге, чавкая резиновыми сапогами, мимо серых, унылых домов с палисадниками, в которых мокли облетающие кусты и последние осенние цветы.

Варя непрерывно оглядывалась по сторонам. Вопреки здравому смыслу ей казалось, что вот-вот из-за какого-нибудь куста, из-под какого-нибудь забора выскочит весело гавкающий Персик. Но дорога была пуста, и среди лая собак, переругивающихся через заборы, не было слышно родного голоса.

…В доме Тимаковых Варя и Гайка прожили еще две недели. Дождь то утихал, то припускал снова, но они каждое утро одевались и уходили из дома. Снова и снова обходили они село, заглядывали во дворы, расспрашивали людей, выбирались на шоссе, бродили в окрестном лесу и звали: «Персик! Персик!» Но все было бесполезно.

Вечерами они с Гайкой топили печку и долго пили чай с вареньем, неисчерпаемые запасы которого хранились в погребе тимаковского дома, вели долгие разговоры обо всем, бодрились друг перед другом.

Один раз приезжал Иван Андреевич, отец Стаса, привез целую гору пирожков и другой еды. Он был очень похож на Стаса, такой же худой, длинный и улыбчивый. Он сказал Варе:

– Не горюй, Персик еще вполне может найтись. Бывали случаи, когда собаки находились даже через несколько лет. Здесь люди хорошие, обойдем всех, попросим позвонить, если прибежит. Он у тебя жизнерадостный, бойкий, такие не пропадают!

Удивительно, но после этих слов Варе стало легче. Она начала улыбаться и даже шутить.

Иван Андреевич уехал, забрав с собой Гайкины документы, которые пора было подавать в приемную комиссию психфака университета. А они остались ждать дальше.

Тимаков звонил каждый день. Звонил всегда Гайке, потому что телефон был только у нее. Варин телефон вместе с ее сумкой, паспортом и кошельком исчез, видимо, навсегда. Гайка не раз предлагала Варе поговорить с Тимаковым, но та отказывалась. Ей было почему-то неловко. Да и о чем поговоришь по телефону? А той скудной информации, которой делился с ними Тимаков, ей было достаточно и в Гайкином пересказе.

Тимаков сообщал, что почти все члены преступной группировки, в которую входил Зольников, уже задержаны и дают показания. Сам Зольников тоже арестован, причем о роли Вари в его аресте никто из институтских коллег ничего не знает. Не могут найти только женщину-киллера. Она исчезла, растаяла, испарилась, и никто из ее подельников не знал, где она. Никто не знал ее настоящего имени, только кличку – Оса. Никто не видел ее лица. Она получала заказ, выполняла его и получала деньги. Все это делалось через интернет и тайные «почтовые ящики», устроенные так, что человека, пользующегося ими, засечь было практически невозможно. Она попалась единственный раз – когда они с Варей двигались «в связке» по микрорайону Тополиные Горки. Ее засекла один-единственный раз одна-единственная видеокамера. Ее и идентифицировали только потому, что она шла следом за Варей. Некачественное, нечеткое, размытое дождем изображение, снятое с этой видеокамеры, было единственным в распоряжении розыскников. Это было очень ненадежно, ведь женщина могла сто раз изменить внешность.

По некоторым сведениям, Оса могла покинуть Россию, но пока эти сведения не были подтверждены, Варе нельзя было появляться в городе. Она знала киллершу в лицо, а та знала в лицо Варю.