– Надо было всё же чакриды надеть, – недовольно пробормотал Кеша, отмахиваясь от жужжания над ухом.

Только теперь ребята обратили внимание, что на площади кроме пышно одетой публики были люди и поскромнее, в простых льняных рубахах, закрытых спереди кожаными фартуками – ремесленники и их подмастерья. По запаху можно было сразу определить, к какой гильдии они принадлежат – от кожевенников пахло чем-то кислым, от ткачей – бараньей шерстью, от кузнецов пахло металлом, а от художников несло красками, замешанными на яйцах или растительном масле. В углу площади располагалась небольшая таверна. Столы были выставлены прямо на площадь в тени трёхэтажных домов. За одним из столов сидела группа из нескольких человек, по всему видно, людей одной профессии – все они были покрыты белой пылью, но, казалось, совершенно не замечали этого. Наши путешественники остановились неподалёку, прислушиваясь к громкой компании. Среди них выделялся один коренастый, угрюмый, скорее всего, черноволосый (хотя из-за пыли сразу и не скажешь) человек с искривлённым, будто слегка вдавленным в лицо носом. Несмотря на его явную молодость, все относились к нему с почтением.

– Буонарроти, скажи честно, что ты замыслил? – обратился к нему один из сидевших рядом.

– Что ты имеешь в виду?

– Что ты собираешься делать с этим бракованным Камнем?

– Во-первых, я не могу ничего сказать, пока Там не примут решение, а во-вторых, не твоего ума дело.

– И чего ты к нему так привязался. Вон Леонардо сколько просили, он не согласился, потому что понимает – Камень загублен.

– Ни черта ты не понимаешь. Смотря как взглянуть, как повернуть его, как обработать. И потом, я на этот мрамор ещё в детстве глаз положил.

– Да уж, он там столько лет валяется, может, и отсырел совсем.

– Не отсырел, я проверял.

– Так когда будет известно?

– Слушай, что ты пристал? В этой вашей Синьории никто ничего не знает, ни на что денег нет! Напрасно я вернулся сюда. Уже третий месяц сижу без дела.

В это время к столу приблизился молодой франтовато одетый человек в бархатном берете с пером:

– Извините, господа, кто из вас синьор Микеланджело Буонарроти?

– Ну я, а в чём дело? – ответил молодой человек с искривлённым носом.

– Меня прислал гонфалоньер Содерини. Он хотел бы встретиться с Вами сегодня по неотложному делу.

– Когда?

– Как можно скорее. Он собирается быть в Синьории до конца дня, но чем быстрее, тем лучше.

– Хорошо, передай господину гонфалоньеру, что я буду скоро. Лишь переоденусь для приличия.

Молодой человек с поклоном ушёл, а все стали хлопать по плечу и пожимать руку кривоносому.

– Поздравляю!

– Уверен, что это по поводу Камня!

– Давай, Буонарроти, беги!

– Спасибо. Будем надеяться, что вы правы. Если что, выпивка с меня, – сказал и откланялся.

Дети в растерянности посмотрели друг на друга.

– Неужели это и есть тот самый знаменитый Микеланджело? – с восхищённым придыханием прошептала Даша.

– Скорее всего. А что тут такого. Мы же знали, что он должен был быть во Флоренции в этот год? – спокойно сказал Женя.

– Я просто его совсем другим представляла. Больше на его Давида похожего.

– На Давида? – переспросила Умка.

– Ну да! Микеланджело – автор знаменитой скульптуры «Давид», что находится как раз здесь, во Флоренции!

– Я думаю, нам надо куда-нибудь переместиться, а то я вижу, на нас стали косо посматривать, – шепнул Кеша, увидев насторожённые взгляды посетителей таверны.

– Пошли на площадь, там мы меньше будем привлекать внимания, – предложил Буруль, и они по узкой улочке вышли на широкую площадь.

Это была, наверное, самая большая площадь города, во всяком случае, из тех, что они уже посетили. С одной стороны неё вздымался дворец, украшенный лепкой и скульптурой женщины сбоку от каменных ступенек, ведущих к массивным дверям, а позади него высилась высокая башня. Площадь была вымощена камнем, и цоканье копыт по ней громко отдавалось во всех зданиях, окружавших площадь. Здесь толпилось много людей. Внимание ребят привлекла группа, стоявшая почти в центре площади. Один из них был явно флорентиец в расшитом золотом зелёном бархатном кафтане и такого же цвета большом берете, а его окружали по виду явно иностранцы – их выдавали длинные, расписные, перепоясанные цветными платками халаты, мягкие кожаные сапожки с загнутыми носами и чалмы на головах. Флорентиец что-то оживлённо рассказывал, не обращая внимания на окружающих. Дети незаметно подошли сзади и стали прислушиваться.

– Вот, дорогие гости, как и обещал. Я вас привёл на место казни Савонаролы. Он был казнён именно здесь. Видите, следы крови.

И, увидев недоумённые взгляды приезжих, поспешил добавить:

– О нет! И это не его кровь. Его вместе с двумя приверженцами сначала повесили, а потом сожгли. Нет, эта кровь – просто напоминание об этом событии. Подумать только, прошло уже три года, а люди продолжают помнить о нём, – тут он перешёл на заговорщицкий шёпот. – В городе до сих пор полным полно его последователей. Они-то и приносят по ночам эту кровь. Её каждый день смывают, а по утру она вновь здесь.

– Послания вашего Джироламо Савонаролы дошли даже до нашего шаха. И знаете, он отозвался о них весьма одобрительно.

– Я совсем не удивлён. Послания его в целом были неплохи, хотя, на мой взгляд, он в них слегка перегнул палку, но главное – это его действия. Вы не представляете себе, как выглядела наша Флоренция при его правлении – всюду люди в белых балахонах, по ночам патрули из остервенелых юнцов… Б-р-р-р. А посмотрите вокруг сейчас? Всё вернулось назад. По-моему, сейчас даже и попышнее будет. А Савонарола… что ж, я думаю, с годами люди позабудут о нём. Мало ли таких было в истории. Попомните моё слово, через десяток лет никто и не будет знать такого имени. Ну а теперь, после того, как мы ознакомились с достопримечательностями Флоренции, прошу в мою скромную обитель. За обедом и займёмся нашими делами. – Приезжие во главе с флорентийцем ушли с площади, и ребята остались одни. Площадь опустела, видимо, на самом деле наступил обеденный час.

– Я бы тоже чего-нибудь пожевала, – призналась Умка, прислушиваясь к урчанию в животе.

– К сожалению, у нас нет местных денег… Может, стоит вернуться на корабль и подкрепиться там? – предложил Буруль.

– А что? Неплохая мысль. Я бы не прочь… – начала было говорить Умка, но её внимание отвлекла Даша, дернувшая её за рукав и глазами показавшая в сторону.

Умка бросила взгляд туда и закончила:

– Хотя, впрочем, я могу потерпеть. Мы ведь не так давно здесь и ещё столько надо узнать.

Удивившись такой перемене, Равиль оглянулся тоже. Навстречу к ним через площадь шёл… бог. Во всяком случае, так казалось – золотые кудрявые волосы молодого человека были освещены солнечными лучами сзади, и они создавали светящийся ореол вокруг красивого лица юноши. Ему было на вид около двадцати. Жёлтые, узкие панталоны, явно сшитые специально для него, плотно облегали его ноги, голубой бархатный камзол был расшит серебром, у шеи он не был застёгнут и была видна шёлковая нижняя рубашка в кружевах. У девчонок раскрылись рты, и они застыли, как заворожённые. Молодой человек почти поравнялся с ними, когда сзади на его спину обрушились удары кулаков. Его догнал коренастый подросток. Он был наголову ниже, да и выглядел явно моложе – лет пятнадцати, не больше. Тем не менее он бесстрашно бросился в атаку на оробевшего вдруг юношу.