Этот последний изгиб галереи уже говорил о том, что здесь можно без особой опаски использовать фонарь. Поэтому Ибрагим Владимирович посветил вниз, принялся отыскивать взглядом взрывное устройство, но ничего подозрительного не заметил. После этого командир разведывательной роты опустил в колодец конец веревки, встал ногами на нижний узел, а саму веревку зажал между берцами.

— Травите, — шепотом велел он солдатам, которые взялись за другой конец веревки.

Спуск проходил слишком уж медленно. Бойцы осторожничали, опасались за своего командира.

— Чуть-чуть быстрее. Еще быстрее! — распорядился он.

Наконец-то старший лейтенант оказался на дне колодца, сразу присел и принялся рассматривать песок у себя под ногами. Тот был явно принесен сюда. Уже в полутора шагах от колодца, как показывал фонарь, его не было. А в месте спуска бандиты почему-то высыпали никак не меньше десяти ведер.

Под луч фонаря попал кусок стены, расположенный сантиметрах в тридцати от поверхности галереи. На нем отчетливо видно было, как чьи-то мокрые пальцы выбирали из стены куски гипса вперемешку с известняком, вкраплениями других камней, а потом заглаживали поверхность. Это было непонятно Крушинину.

Видимо, у землекопа, работавшего здесь, было повышенное чувство ответственности. Он старательно заглаживал отдельные места, стремился сделать стенку ровной. Необходимости в этом не было никакой, но сказывалась, видимо, привычка человека относиться к своему труду серьезно, с уважением.

В этот момент, прерывая размышления Ибрагима Владимировича, на связь вышел старший лейтенант Соколовский:

— Анчар, я — Рюрик! Как слышишь меня?

— Слышу нормально, Рюрик. Говори.

— Командир, допрос я провел. Результаты есть.

— Понял. Докладывай.

— Как мы и думали, эмир устал ждать возвращения людей, посланных на склад за продуктами, и отправил туда новых. Теперь уже не троих, а четверых. Их-то мы и захватили.

— Как они преодолевали колодцы?

— Обычно, с плеч на плечи, потом верхние крепили веревку.

— Расстояние до их базы?..

— Мы уже рядом с ней. Скоро столкнемся с эмиром.

— Ты сказал, что эмир устал ждать. Значит, он не подозревает, что мы захватили первых его людей?

— Я так, по крайней мере, перевел их слова.

— На каком языке они говорят?

— Физиономии тупые, глаза пустые, но английским владеют все-таки лучше, чем я. Однако я их понял, задавал правильные вопросы, что не понимал, то уточнял.

— Может, это наемники?

— Похоже на то. Говорят, что сирийцы, однако арабским владеют плохо. Я сам его почти не знаю, но пробовал говорить. Они меня не понимали. Документов при них нет. Дескать, мы сдали их эмиру.

— Добро. Что эмир знает о нас?

— Он до сих пор не понимает, куда мы исчезли из ущелья.

— Под землей нас не ждет?

— Бандиты говорят, что их эмир всегда считает, будто противник рядом прячется. Он очень осторожный человек.

— Что они сказали о наблюдателе?

— Связи с ним нет. Эмир из-за этого волнуется.

— Бригада землекопов где?

— Сейчас она отдыхает.

— Что с пленными делать думаешь?

— Хочу связать основательно и оставить в галерее. На обратном пути мы их захватим.

— Годится. Только ты сам связывание проверь. Конец связи.

— Обязательно проверю. Конец связи.

Старший лейтенант Крушинин выпрямился и по связи шепотом потребовал от своих бойцов:

— Всем соблюдать предельную тишину! Пока не спускаться. Я на разведку схожу. Здесь должен быть выход в грот. Ливень!..

— Я! — отозвался лейтенант Радужный.

— Обеспечь выполнение!

— Понял, сделаю. Ты уж будь осторожнее, командир. Пленники ведь могут и соврать. Может, я с тобой схожу?

— Оставайся наверху. Жди команды.

Это не было пустой бравадой. Крушинин прекрасно понимал, что если с ним что-то неприятное случится, то заменить его должен будет офицер, оставшийся с солдатами. Иначе ведь может произойти и такая же беда, которая случилась со взводом лейтенанта Обухова, вступившим в бой с бандой.

Сам лейтенант был убит. Его заменил старший сержант Кондратенко, не имевший тех знаний, которые накрепко вбиты в голову любого офицера. Поэтому взвод понес большие потери ранеными. Даже сам старший сержант получил пулю в грудь. После него, видимо, взводом командовал кто-то из командиров отделений.

Этот случай был своеобразным жестким предупреждением. Он четко показывал, что командир может позволить себе рисковать собственной жизнью только тогда, когда кто-то в подразделении в состоянии заменить его. Роту вместо Крушинина вполне мог возглавить старший лейтенант Соколовский, а группу, находящуюся сейчас в подземных галереях — лейтенант Радужный.

Ибрагим Владимирович шагнул в сторону последнего поворота галереи и опустил предохранитель автомата на градацию длинных очередей. Тут вдруг ему показалось, что он оставил без внимания какую-то важную мысль, забыл что-то сделать или проверить. Однако командир роты хорошо знал, что подобные соображения часто посещают человека перед тем, как предстоит выполнить что-то важное и опасное. Поэтому он отбросил от себя все переживания на этот счет.

Старший лейтенант умело скрадывал свои шаги, сначала наступал на носок, потом переносил вес тела на середину стопы. Вообще-то, спецназовцам именно так положено ходить по глубокому снегу, чтобы не проваливаться, не терять равновесие и координацию. Такая вот походка у них называется зимней.

Как и все в современном мире, эта поступь тоже имеет свое старинное происхождение. Она производится от походки американских индейцев и малых народов, населяющих просторы Сибири, вставших на тропу войны или занятых охотой. Нужный уровень скрадывания, как считают опытные люди, достигается тогда, когда человек перестает слышать, как он идет.

Конечно, старшему лейтенанту в какой-то мере мешал слышать собственные шаги шлем, интегрированные наушники которого плотно прилегали к ушам. Но микрофон того же шлема был настолько чутким, что улавливал любой звук. Вопрос о том, что настроено лучше — микрофон или человеческие уши, — никто еще категорично не разрешил. Обычно бойцы больше доверяют технике. Так поступал и командир разведывательной роты. Да и уши у всех работают по-разному.

Крушинин благополучно дошел до поворота галереи, а там начал передвигаться буквально по сантиметрам, только едва-едва сдвигал ступни. Точно так же, по сантиметрам наклоняя туловище, он выглянул за поворот, что-то увидел там, однако не смог толком разобрать.

Ему пришлось, напрягая пальцы, без единого звука откинуть крышку футляра, аккуратно вытащить из него бинокль и поднять его к глазам. Потом, соблюдая все те же предосторожности, командир роты выглянул за скалу. Старшему лейтенанту показалось, что микрофон в это время улавливал звуки биения его сердца.