Спас ситуацию телефонный звонок, отвечая на который Борис забыл об аспиранте, незаметно покинувшем его жилище.

Звонили из Омска. Борис с трудом вспомнил о своем последнем запросе и не сразу сообразил, о какой «бабушке» и каком «доме с сундуком» идет речь. Переспрашивая и записывая предполагаемые места, куда могла бы переехать «бабушка», Борис понял наконец, что единственным местом обитания старухи сегодня может быть только квартира ее дочери. Переспросив в который раз имя, Борис аккуратно записал все, что было известно в Омске об этой дочери: и отчество, мол, у нее придуманное, и фамилию она несколько раз меняла, да и с законом у этой Татьяны были нелады еще с детства.

— Что-то Степан давно не приходил. Неужели с котом нянчится? — Борис осмотрелся и понял, что это его голос. Попытался произнести эти слова «про себя» — не получилось. Подумал над этим минуты три. Через пять забыл. А через десять позвонил аспиранту: «Когда же ты ко мне соизволишь явиться? Или решил забросить диссертацию?». Не дождавшись ответа, бросил трубку. Походил по комнате и снова подошел к телефону. Пальцы жили своей жизнью, набирая привычные номера.

— Имя? Фамилия? Кто спятил? Я спятил? Фамилия, спрашиваю! — на минуту Борис вспомнил, что кто-то ему сегодня называл свою фамилию. — Значит, не спятил, — сказал вслух и положил трубку.

Из окна Борис посмотрел на людишек. На мелких, суетливых людишек, напыщенное самомнение которых вызвало у Бориса приступ смеха:

— Букашки, — задыхаясь от смеха выкрикивал он, — ничтожные букашки! Ишь, как заполонили, ишь, как снуют: нашествие… Нашествие букашек. Почему их так много? Что-то надо делать. Делать надо что-то… Ничтожества. И это называется «жизнь на планете»? На прекрасной, чистой, богатой планете — такая жизнь?

Очистить. От этих скверных букашек надо очистить хоть что-нибудь. Да, да, — начать с малого, хотя бы отсюда. А потом дальше, дальше… пока не останется ни одной букашки.

Ишь, как за жизнь цепляются, гнусные твари…

…Карина повертела трубку в руке, вздохнула и вернула трубку на место с такой осторожностью, будто боялась заразиться безумием.

— Ты что притих, Юра? Хочешь сказать, что я в ответе за то, что написал?

Юрий сторонился Сашиных помыслов, но невольные наблюдения заставляли общаться. И Юра нехотя произнес:

— Там их четверо, и здесь мы, четверо — как отражение. Но с другим знаком — другой пол: здесь мужской, там — женский; другой мир. Люблю это четное число «четыре». Как грани пирамиды, идущие от основания к вершине. И мы, и они — эти грани. А основание у пирамиды общее. Нас всех оно и связало. Кристалл какой-то получился. Будто из двух пирамид слепленный: одна пирамида вниз вершину направила, другая — вверх.

— Когда руки начинают жить отдельно от головы, лучше остановиться, — Надя собрала остатки упавшего на пол яйца, вытерла несколько раз пятно и пригрозила Барсику: это из-за тебя — не можешь спокойно слышать звук открывающегося холодильника.

Барсик был ни при чем. Утром, переставляя в шкафу старые книги, Надя наткнулась на фотографию: она и Юра. Тот Юра.

«Вот и валится все из рук целый день — мистика какая-то. Мямля ты моя истеричная, — Надя с нежностью вспомнила о фотографии, достала, провела пальцами по юному лицу Юры. — Оставишь ли ты меня в покое хоть на старости лет? Или так и будешь то фотографии подсовывать, то сниться в неприличном виде?»

Надя машинально положила фотографию на телефонный столик, присела на диван. Перебирая воспоминания, стала спрашивать себя: все ли так плохо было в том далеком детском романе? Может, неспроста мелькает в голове мысль о тех давних событиях все последние дни, может, чего-то она не сделала в свое время и сейчас понадобилось исправить?

Незаметно наступил вечер. К приходу мужа ужин дымился на плите. Барсик в ожидании хозяина пристроился в прихожей, распластав свое шерстяное тело. Звонок в дверь заставил Барсика встать, потянуться, задев телефонный столик, и снова лечь. Как раз на фотографию, что случайно соскользнула с телефонного столика.

— Всем привет! — Юра погладил Барсика.

Тот, не двинувшись с места, снисходительно приоткрыл глаз, как бы говоря: «Ну сколько можно тебя встречать?» И лишь когда тарелки на столе стали наполняться, Барсик вошел в кухню. Так, для компании. Есть ему не хотелось.

За ужином Надя, задев рукавом, опрокинула стакан. Юра посетовал, что томатный сок в стакане был последний, и он хотел попросить у Нади глоток, да, видно, не судьба, потянулся к солонке, Надя в это время хотела взять хлеб, тоже протянула руку, руки столкнулись, солонка опрокинулась, соль просыпалась, Юра вскочил, задел ногой Барсика, тот истошно взвыл…

Юра раздраженно ходил по прихожей. Развернувшись в очередной раз, заметил на полу поблекшую фотографию, поднял ее и, узнав юную Надю, аккуратно поставил на телефонный столик. Пройдясь по прихожей еще раз, остановился у столика, посмотрел на Надиного спутника и решил выяснить, кто же это такой.

— Любовник детства, — бросила в ответ Надя. Ей уже казались смешными сегодняшние сомнения и угрызения.

Юра недоуменно моргая, смотрел то на Надю, то на фото, то на Барсика, то снова на Надю — какой еще «любовник»? Нам не нужны никакие любовники. Так кто же это?

— Если друг детства, так и скажи: друг детства. А бесстыдства твои мне надоели.

— Я и говорю: любовник детства. В смысле, в детстве он меня любил. Успокойся, он меня, а не я его. Разницу чувствуешь?

Юра, с напускным равнодушием водрузил на колени расстроенного Барсика, извиняющимися почесываниями успокоил кота и миролюбиво произнес:

— Ладно, друг, любовник — какая разница? Детство есть детство. А где этот «друг» сейчас? Почему я про него не знаю?

Надя, загадочно улыбаясь, любовалась домашней идиллией: муж, кот и недоеденный ужин. Зачем портить конструкцию?

— Умер. Потому и не знаешь. Всё. Давай забудем. А фотографию можешь порвать и выбросить.

Барсик неожиданно вскочил и, ощетинившись, уставился в проем двери, ведущей в кухню. Надя и Юра, не сговариваясь, проследили взгляд Барсика и с ужасом увидели, как медленно, будто тронутая чьей-то рукой, фотография съехала с телефонного столика, повисела мгновение в воздухе и плавно опустилась к Надиным ногам. Надя подняла фотографию и, не скрывая испуга, бросилась в комнату, вспоминая, где же было спрятано фото все эти годы? Так и не вспомнив, Надя воткнула фотографию наугад, примерно в то же место в старом книжном шкафу.

— Ты что творишь, юродивый? — Владимир приблизился к Юрию с намерением, не предвещавшим ничего приятного.

Мне не хотелось его останавливать, но и поощрять ненужные вмешательства не стоило: глупая история с фотографией могла спровоцировать многих на подобные «шалости». Например, Сашу. Он давно еле сдерживается от соблазна «помочь» Карине. Уж о Василии и подумать боязно, того гляди встанет стеной между Настей и всем остальным враждебным ей миром. Нет уж, дорогие мои, не успели сделать там — терпите здесь. Терпите.