Девушка подошла к кровати. Мать схватила ее за руку, не сильно, сил у нее не было, но цепко.

– Я хочу встать, – сказала она.

Прозвучало неразборчиво. Мать шамкала, но Фая поняла, какая фраза прозвучала.

– Зачем?

– Воздуха!

Девушка бросилась к окну, чтобы открыть его, думая, что мать задыхается, но та заколотила рукой по тумбочке, раньше она такого проделать не могла. Фая обернулся.

– Меня подними, – скомандовала мать. – И выведи на балкон. Воздуха хочу.

Фаина поняла каждое с трудом произнесенное слово. Поэтому вернулась к кровати и стала поднимать мать. Это было несложно: женщина сильно исхудала за время болезни и весила кило сорок пять. Физически сильной Фае ничего не стоило донести ее на руках до балкона.

– Там прохладно, – сказала она матери. – Принести тебе пальто?

Та покачала головой. Получилось что-то типа нервной конвульсии.

Спорить с матерью Фая не стала, вынесла ее на балкон в одной ночной сорочке. Усадила на старый стул, на нем лежала шуба, под которой она когда-то спала. Мать набрала полные легкие свежего утреннего воздуха и зажмурилась от удовольствия. Она любила гулять. Дома сидела редко, особенно в последние, пенсионные, годы. И год, проведенный в помещении, да еще и неприятно пахнущем, для нее наверняка был мучительным.

Если мать, конечно, понимала, что с ней происходит. Врачи говорили, мозг поврежден. Насколько сильно, трудно определить, но последствия инсульта необратимы для него.

Мать поманила Фаю. Она приблизилась.

– Думала, подохну я? – просипела она. – А вот фиг тебе! – И сунула ей под нос кулак. Хотела кукиш сложить, да не вышло у нее.

– Я рада, что тебе стало лучше.

– Врешь.

– Нет. Теперь я могу определить тебя в дом инвалидов и вздохнуть свободно.

Мать воззрилась на Фаю. Что выражало ее лицо, понять было сложно: один глаз не открывался до конца, а рот искривлен.

– Я не отдала тебя раньше, потому что знала, как к лежачим больным относятся в этих домах. Моя сокурсница работала в одном из них. И видела, как над обездвиженными инвалидами издеваются. Теперь же ты сможешь за себя постоять.

Это был экспромт. Фаина на самом деле не планировала ничего подобного. Возможно, потому что была уверена в том, что мать никогда не поднимется.

– Ты не сделаешь этого, – проговорила мать еще менее разборчиво, чем ранее.

– Почему? Я работающая студентка, у меня нет возможности за тобой ухаживать, а в доме инвалидов ты будешь под присмотром хорошо обученного персонала.

– Я никуда не поеду из своей квартиры!

– А у тебя никто не спросит. Если нужно будет, я пройдусь по соседям, соберу подписи, и тебя вообще в психушку поместят. Весь дом мечтает от тебя избавиться уже много лет.

Фаина говорила все это и не узнавала саму себя. Сколько в ней смелости и злости! Еще год назад слова против не смела сказать, а тут вдруг угрозами начала сыпать, да серьезными. Мать напугалась.

– Мне плохо, хочу в кровать, – прокряхтела она.

Фая взяла ее на руки и унесла с балкона. Уложив, спросила:

– Есть хочешь?

– Манной каши и какао принеси, пожалуйста.

Пожалуйста?

Мать сказала «волшебное слово»?

Фаина холодно улыбнулась. Как там в народе говорится? Отольются кошке мышкины слезки? «Что ж, мать, готовься… Наплачешься. Мы с тобой поменялись местами. Теперь у меня появилась своя тетенька для битья, и буду такой же жестокой с тобой, как ты со мной…»

Они ехали по пустынному шоссе, и ветер свистел у Ларисы в ушах. Она не захотела надевать шлем, а Саша не настаивал. Он и сам решил обойтись без него. Обоих посетило желание «проветрить голову».

– Ты только не гони, – попросила Ляся. Она перешли на «ты» всего несколько минут назад. Кататься на мотоцикле ей понравилось, но вчера они передвигались медленно, лавируя в потоке машин, а сейчас же дорога пустая, можно разогнаться.

– Не буду, – успокоил ее Александр.

Он уселся за руль, Ляся тоже собралась забраться на сиденье, но Саша ее остановил.

– Подожди! – И снял с себя куртку. – Надень, а то замерзнешь.

Лариса натянула на себя кожаную косуху. Естественно, утонула в ней. Саша улыбнулся.

– Выглядишь…

– Комично.

– Трогательно. Теперь забирайся.

Она взгромоздилась на «Хонду». Обхватила талию Александра руками, прижалась животом к его спине. Взревел мотор, и мотоцикл сорвался с места.

От Саши пахло одеколоном от «Шанель» – «Эгоист платинум». Ее муж пользовался таким же. Но на каждой коже, как говорят, аромат раскрывается по-своему. Сейчас Лариса в этом убедилась. «Эгоист» Валеры в оттенках отличался от Сашиного. У первого ярче играли сладковатые ноты, у второго горьковатые. Она уткнулась носом в шею Александра и закрыла глаза. Целую вечность просидела бы вот так, за его широкой спиной. Так приятно, уютно, надежно.

Но удовольствие долго не продлилось. За четверть часа они доехали до места. Ляся прокричала, что подъезжать следует в первому подъезду. Мотоцикл остановился возле него. Лариса спрыгнула с «Хонды» на асфальт. Стала разоблачаться.

– Ну, что, не обманул я? – спросил Соль, принимая из ее рук куртку.

– Не гнал. Ответил пацан за базар.

Саша сделал большие глаза.

– Ну и лексикон у вас, барышня.

Лариса рассмеялась. С ним было легко! Он был разговорчивым, но не болтливым, с чувством юмора, но не балагуром, внимательным, но не навязчивым…

Да еще эти глаза-вишни! Волосы золотисто-русые, кожа светлая, а радужка цвета горького шоколада. И брови широкие, черные, как будто маркером нарисованные.

– Предлагаю выпить кофе, – сказал Александр. – Ты как?

– Я – за. Только поблизости нет круглосуточных кофеен, ехать придется.

– А ты дома кофе не держишь? Обещаю быть паинькой.

– Извини, домой сейчас пригласить не могу.

– Не одна живешь?

– В данный момент нет.

– У тебя ребенок?

– Нет, детей у меня нет.

– Муж?

Лариса кивнула и тут же заметила, как изменилось лицо Александра. На нем появилось выражение, как у человека, страдающего от зубной боли.

– Мы вместе не живем последнее время, но квартира общая, я не могла его не впустить, – залепетала Ляся.

– Официально вы…

– Все еще муж и жена, – не стала врать она.