– Не получится у нас ничего, Валера. Надо расставаться, чтобы остаться друзьями.

– Ты даже попробовать не хочешь?

Она покачала головой.

– Мы все равно расстанемся, но врагами.

– Это все из-за того мужика?

– Может быть. Я ждала тебя. Даже когда уже не ждала… Не объясню, наверное. В общем, я не думала о тебе в последнее время, только когда спрашивали коллеги или приходило от тебя эсэмэс, я вспоминала, что у меня есть супруг… Но где-то в глубине души я надеялась на воссоединение. Потому что мне никто не нравился так же сильно, как ты. Ни один мужчина не зацепил за годы нашей разлуки. Думала, я уже не способна на какое-то сильное чувство. Я взрослая, очень занятая тетя. У меня голова забита проектами. И тут появился ОН. И стало очевидно, что я могу влюбиться. А раз так, то не все потеряно. Я еще смогу найти свое счастье. Не с Сашей, так с другим.

– Саша, значит. Твое любимое имя. И давно вы…

– Что – давно?

– Спите. Или лучше выразиться как-то красивее? Занимаетесь любовью? Или как сейчас молодежь говорит, волшебством?

– У нас не было секса, мы знакомы всего двое суток.

– А с кем был?

– Это не твое дело, – резко ответила Лара.

– У нас утро откровений. Забыла?

Она молча взяла совок и стала заметать осколки. Больше он не дождется от нее признаний. На сегодня вполне достаточно. Даже перебор.

– У нас с тобой было волшебное волшебство, – тихо проговорил Валера.

– Тавтология, – буркнула Ляся. – Двойка тебе. Советую перечитать учебник по русскому языку за пятый класс. И покинь, пожалуйста, кухню, я приведу ее в порядок.

Валера встал, но направился не к двери, а медленно подошел к Ларисе. Она стояла у раковины. Боком. Муж развернул ее к себе лицом. Держал за плечи. Она попыталась освободиться, но Валера только сильнее сжал ее.

– Я помню все, что было между нами, – он перешел на шепот. – Мы ведь не сразу пристроились друг к другу. Ты не очень талантливо симулировала оргазм первые пару месяцев, но, когда реально кончила… Лара, мне казалось кровать вздрогнула, и завибрировал пол. Это было невероятно.

– Прекрати, пожалуйста.

– А как ты нашла у меня неизведанную эрогенную зону под мышкой?

– Отпусти меня.

– Через секунду. Сначала коснусь тебя вот тут. – Валера взял мочку ее уха в нежный захват. Это было по меньшей мере приятно.

– Секунда истекла.

Он смущал ее. И Ляся отвернулась, чтобы не видеть его голого торса. У нее так давно не было секса, а Валера привлекателен…

– Еще я помню, что, когда ты возбуждаешься, кусаешь губу. Как сейчас.

– Я не возбуждена, – довольно грубо отпарировала Ляся и попыталась вырваться.

– Врешь.

Он перестал быть осторожным, нежным, завлекающим.

Грубо взял под коленки, поднял, усадил на разделочный стол. Разрез на юбке треснул.

Ляся хотела возмутиться, но Валера прижался к ее рту губами.

Губы были горячими. Как и его тело. Руки, касающиеся ее, обжигали. Валера гладил ее по бедрам, талии, груди…

И Ляся себя выдала. Она застонала, когда пальцы мужа сжали ее сосок.

– Моя темпераментная девочка, – выдохнул Валера. – Как же я соскучился по тебе…

И Лариса перестала сопротивляться желанию даже мысленно. Она тоже соскучилась.

По своему темпераментному мальчику с лицом аскета и бледным телом подростка. Валера не выглядел как секс-символ, но сильнее чем его, она не хотела никакого другого мужчину в своей жизни.

Ляся обхватила тело Валеры ногами, обвила руками шею и прошептала:

– Неси меня в спальню.

– Ты умерла, – четко проговорила Симона, глядя на свое отражение. – Причем дважды.

Это не помогло. Из зеркала на Соломона продолжала смотреть сестра, которой давно нет в живых. И ладно бы он был в ее образе, так нет…

Они были очень близки. Соломон не обманывал Ларису, когда говорил, что они как сиамские близнецы, только сросшиеся не телом – душой. О близнецах много разных историй ходит. Как один расшиб колено, у второго тоже заболело. И все в том же духе. Но Соломон и Симона были связаны друг с другом на более тонком уровне. Они видели друг в друге отражение себя. Это выяснилось, когда Берковичи вступили в пору полового созревания.

Соломон хорошо запомнил тот день, когда осознал, что мечтает очутиться в шкуре сестры. Она прибежала домой после занятий в танцевальном кружке. Скинула юбку-солнце, белую футболку, пропитанную кисловатым девичьим потом, простенький лифчик, чуть грязноватый на том месте, где застежка… и трусики. Хлопковые плавки с растянутой резинкой. Беленькие, в разноцветный горошек. Их Симона проносила полдня, и трусишки все это время соприкасались с ее естеством…

Мятенькие, влажные, источающие запах.

К ним Соломон потянулся в первую очередь. Дождался, когда Симона, разоблачившись, отправится в ванную, схватил плавки, поднес к лицу. Голова закружилась от запаха. Он был и целомудренный, и сексуальный одновременно. Запах несформировавшейся женщины. Соломону хотелось ощутить себя такой. Но не просто девушкой – своей сестрой. Стать ею.

И Соломон нацепил на себя трусы. Затем лифчик, майку, юбку…

После чего стал танцевать перед зеркалом.

Симона вышла из ванной, когда ее брат, сжимая в руке пузырек лака для волос, пел «Ю ма хоум, ю ма соум» – на тот момент эта песня группы «Модерн Токинг» была самой популярной.

Сказать, что Соломон не ожидал, что сестра его увидит, было нельзя. Он прекрасно понимал, что Симона рано или поздно закончит водные процедуры и явится в комнату, чтобы одеться. И вот это свершилось! А он в ее одежде поет перед зеркалом.

– Не жмут? – спросила Симона, указав на трусики. Они сверкнули, когда Соломон высоко подпрыгнул.

– В самый раз…

– А мне дашь свои примерить?

Так начался новый период их совместной жизни. Симбиоз. Как называли они свои взаимоотношения…

Симбиоз.

Оба понимали, что ведут себя ненормально. Переодеваются, притворяются…

Сначала только дома младшие Берковичи играли не свои роли. Симона с Соломоном менялись одеждой и вели себя так, будто вместе со шмотками им достались чужие тела. Но вскоре стали экспериментировать – Симона отправлялась в костюме брата в студию фотографии, в которой он с увлечением занимался, а Соломон в юбке-клеш на танцы. И отплясывал там так, что трусики в горошек сверкали!

А вот из хора оба ушли. Потому что голоса стали различаться – у Соломона он ломался.