– И почему все-таки Трегубов доверился вам?

– Не было другого выхода. В РУБОПе каждый друг на друга стучит. Даже когда операцию проводили, его замы то и дело бегали к Севе, докладывали.

– Трегубов знал об этом?

– Конечно. Но что он мог сделать? Сидеть без дела означало фактически смириться с существующим положением. Идти против Севы Маленького? Но это верная смерть – Трегубов ничего вообще сделать бы не успел. Он планировал справиться с Севмашем, а потом приняться за центровых. Но думаю, он не до конца представлял себе, насколько глубоко погрязла область в преступном болоте.

– Странно… Как это начальник РУБОПа не мог это предвидеть?

– Предвидел, конечно. Но думал расставить подпорки – о проведении операции знали в Москве, кроме того, Трегубов информировал о задержаниях и ходе следствия самое высокое начальство, до которого, конечно, мог добраться. Думал, это не позволит преступникам наглеть совершенно. Что областной суд и следственные органы не станут явно брать взятки из-за страха перед центром…

– И как, повлияло это на их поведение?

Бондарев горько усмехнулся:

– Как видите, нет. Сейчас центра не боятся совершенно. Да и самому центру никакого дела до далекой Сибири. Их можно понять – в Москве схватки похлеще и ставки побольше. Так что Трегубов просчитался и проиграл по всем статьям. Знаю, что он и писал, и звонил, и даже сам в Москву ездил. Никакого эффекта. Все севмашевцы скоро оказались на свободе. Да и сидели они с комфортом – в «Журавлином гнезде» специально оборудовали несколько камер с телевизорами, мягкой мебелью, коврами, ванными. Все заключенные могли беспрепятственно пользоваться любыми видами связи, к ним могли приходить любые посетители…

– А я сегодня с большим трудом пробился к Трегубову. Карантин. Не хватает кабинетов. Я беседовал с ним в кабинете заместителя начальника тюрьмы. Сомневаюсь, что, если бы мой клиент не был бывшим начальником РУБОПа, это было бы возможно…

– Хм, – усмехнулся Бондарев, – а знаете, почему начальник тюрьмы карантин объявил?

– Почему?

– Только это конфиденциальная информация. Мне ее под большим секретом сообщили. Скоро у нас ожидается делегация из ОБСЕ с инспекцией тюрем. Конечно, «свои люди» сообщили в областную администрацию, а там приказали привести тюрьмы в порядок. Чтобы европейцы в обморок не грохнулись, едва порог «Журавлиного гнезда» переступят.

– Из ОБСЕ? А почему именно к вам?

– А у нас в области самый большой процент лагерей на душу населения. Аж пятнадцать штук – мы Магаданскую область за пояс заткнем. Вот и решили сюда…

– И откуда вы все знаете? – поразился я.

Бондарев улыбнулся:

– Я журналист. А журналист обязан все знать. Правда, не всегда удается это знание донести до людей… Газеты и телевидение давно куплены, редактора, хоть я всех давно знаю, боятся связываться с новыми хозяевами. Их можно понять – заменить их на другого, более сговорчивого – раз плюнуть. Если уж начальника РУБОПа не просто сняли, но и в тюрьму засадили… Эх!..

Он махнул рукой и с сожалением заглянул внутрь пустой сигаретной пачки.

– Ну хорошо, – сказал я, – что вы предлагаете?

– Прежде всего, пустить в ход документы.

– Вы еще не рассказали, что это за документы, где они и почему Трегубов доверил их вам.

– Нельзя сказать, что доверил. Я уже сказал, что в РУБОПе у Игоря не было доверенных лиц. Жене он их тоже доверить не мог, так как это бы означало подвергнуть ее опасности. Хотя так оно и вышло… Так вот, когда я узнал, что готовится арест Трегубова…

– Так вы и это заранее знали?

Бондарев улыбнулся:

– Знаете, Юра, я родился и вырос в этом городе. Я лично знаком с большей частью его жителей, а с другой, меньшей, когда-нибудь где-нибудь сталкивался или по работе, или еще как. Поэтому среди моих знакомых или одноклассников, или друзей детства есть люди, которые сейчас стали самыми отъявленными преступниками. Это, конечно, не оправдывает их в моих глазах, но я понимаю, что многим жителям Сибирска пришлось примкнуть к той или иной группировке просто по необходимости. Потому что нужно было выжить. Потому что не было другого выхода. Ну я, конечно, не могу не использовать свои обширные знакомства в собственных, «меркантильных» целях. Вот и в этом случае моя старая приятельница, секретарша начальника городского УВД, поведала о предстоящем аресте Игоря Трегубова за день до того, как это произошло. Как вы понимаете, от секретарши трудно что-либо скрыть… Ну я, конечно, сразу побежал к Игорю. Вызвал его в парк, так, мол, и так, говорю, завтра жди гостей. Он не удивился даже, говорит, давно ждал этого. Спросил, конечно, об источнике информации, а потом и говорит: «Дима, я тебе должен доверить одну очень важную вещь». Потом посадил в свою машину и велел ждать. Через десять минут выходит – в руках кейс. "Вот, – говорит, – делай что хочешь, но этот кейс сохрани. Спрячь в надежное место и вечером сообщи мне. «А что там?» – спрашиваю. «О-о, там весь Сибирск как на ладони. И все его хозяева». А потом взял с заднего сиденья такой же кейс и пошел. Чтобы никто не догадался, значит.

– И что вы сделали?

Он пожал плечами:

– Конечно, так и поступил. Спрятал в надежное место. А потом вечером заглянул к Трегубовым, по секрету сообщил Игорю, где именно чемодан.

– Так, а что там за документы все-таки?

– Не знаю. Кейс был заперт. Ключей Игорь мне не дал. Но что там очень важные документы, которые могут изобличить всю сибирскую администрацию, я не сомневаюсь.

– И каков ваш план?

– Очень просто. Мы извлекаем документы из тайника, разумеется предварительно известив Игоря, это сможете сделать вы как-нибудь, чтобы никто не узнал. Потом вместе с вами изучаем их, смотрим, что можно использовать для того, чтобы возбудить уголовное дело. Вы с копиями некоторых документов идете к Дежневу (он имеет выход на самый верх) и извещаете его, что, если уголовное преследование против Трегубова не будет прекращено, документы пойдут в Москву. В Генеральную прокуратуру. В МВД. Президенту, наконец!

– И что дальше?

– Дальше? Трегубова отпускают. Он уезжает из Сибирска. А я публикую документы в прессе.

– А для чего вам мое участие?

– Ваш статус. Я журналист, ко мне и отношение соответствующее. У вас же и прав больше, и к вам прислушаются. Вы, как официальное лицо, можете подавать ходатайства и жалобы, прошения и так далее.

– Женя для этого попросила вас меня разыскать?

– Да. Как я уже говорил, она знает о существовании документов и, видимо, решила, что, возможно, они у меня. А может, Игорь ей рассказал. Как бы то ни было, она звонила откуда-то так, чтобы нельзя было перехватить звонок.

Я почесал затылок. Вот ведь какая каша заваривается. А я ведь не хотел вмешиваться! Может, все-таки не надо, а, Гордеев? Ведь тебе, кажется, была до сих пор очень дорога твоя хоть и не самая счастливая, но собственная и единственная жизнь? И расставаться с ней ради… Чего ради? Чтобы один отдельно взятый сибирский город освободился от преступников? На какое время? На месяц? Два? Ну максимум на полгода. И ведь никто спасибо все равно не скажет. А жизни не вернешь… Подумай, Гордеев, у тебя ведь мать, сестра, работа. В конце концов, симпатичная музыкантша Иоланта… Хорошенько подумай, стоит ли связываться? Ты ведь адвокат, а не революционер.