– Девятнадцатая? – переспросила Тата. – А эти восемнадцать…

– Забудь про них, забудь…

Он стянул с нее полотенце, поцеловал в губы, в грудь, ей хотелось кричать, бежать, через несколько минут она закричала, сорвала голос, ей показалось, что она сейчас умрет, но не умерла. Лежала рядом с мужчиной, опустошенная и счастливая, и никогда еще она не была так счастлива. Смотрела в потолок и не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Мишель спал.

Где-то наверху зазвонил телефон, и Тата очнулась.

Она спустилась в гостиную, достала из сумочки телефон и сказала:

– Да.

Прокашлялась и повторила:

– Да, слушаю.

– О, извините, – сказал пьяненький мужской голос. – Ошибся номером…

– Бывает, – сказала Тата и выключила телефон.

Оделась, вскинула сумочку на плечо, спустилась в гостиную, выключила настольную лампу и вышла, оставив дверь открытой.

Светало, но уличные фонари за деревьями еще горели.

Она вышла на главную улицу поселка.

Снова зазвонил телефон.

– Да.

– Опять вы, девушка! – с восторгом сказал тот же пьяненький мужской голос. – Не везет нам с вами, извините…

– Бывает, – сказала Тата.

Постояла, покусывая нижнюю губу, и пошла назад.

В спальне включила настольную лампу.

Мишель спал на спине.

Тата достала из сумочки пистолет, сняла затвор с предохранителя, Мишель вдруг открыл глаза, глубоко вздохнул и снова опустил веки, и тогда она выстрелила – два раза в лицо, потом в грудь.

Через полчаса ей удалось поймать такси.

Приехав в родной городок, легла в гостиной, чтоб не беспокоить Агнию.

Среди ночи ее разбудил парень – огромный, голый и пьяный, он лопотал что-то бессвязное.

– Как тебя зовут? – спросила Тата. – Эй, как тебя зовут? Зовут тебя как?

– Серега, – наконец сказал он. – А ты кто? Где Агния? Сегодня пятница или не пятница?

По пятницам Серега напивался и ночевал у Агнии.

– Да что тебе Агния, – сказала Тата, откидывая одеяло. – Иди сюда, Серега.

Утром она обнаружила, что левая рука у нее стала черной по локоть.

Через месяц она вышла за Серегу замуж, стала Прохоровой, через восемь месяцев родила мальчика, через два года – девочку.

После родов Тата располнела, прибавила в груди, чуть-чуть в росте, стала красавицей – спокойной и циничной. Всегда хорошо одетая и душистая, она легко научилась ленивой развинченной походке и наглой улыбке. После бухгалтерских курсов устроилась на ликеро-водочный завод, который контролировали бандиты. Вообще-то и привел ее на завод известный на всю округу Серафим, у которого работал Серега – шофером, телохранителем, курьером и вообще на все руки. По вторникам и пятницам Тата надевала кружевное белье и задерживалась после работы, потому что на завод приезжал Серафим, и они занимались сексом в директорском кабинете. Всякий раз Серафим совал в ее сумочку деньги и ворчал при этом, что Тата трахается хоть и с удовольствием, но без души. Тата смеялась, дразня его алым своим наглым языком.

Сын был умным и красивым мальчиком, весь в Мишеля, а вот дочь ныла да капризничала. Тата покрикивала на детей, иногда отвешивала оплеухи, но, в общем, была довольна и сыном, и дочерью. Довольна была и Серегой, который делал вид, что ничего не знает о ее связи с Серафимом, в свободное время занимался домом, жену и детей не бил, и Тата не видела причин, чтобы отказывать мужу в маленьких ночных удовольствиях, с которыми они знакомились благодаря порнофильмам.

По субботам они ездили с друзьями на шашлыки, брали с собой Агнию, напивались, пели хором про Ксюшу – юбочка из плюша, про коней привередливых – у Сереги был сочный хриплый голос – и купались голышом.

Тата не стеснялась своей черной руки и никогда ее не прятала. Серафиму нравилось, когда она ласкала его этой рукой, а Серега этой руки побаивался.

Когда Агния заболела, Прохоровы дали ей денег на операцию, Тата по вечерам забегала проведать подругу, готовила ужин, выслушивала жалобы. Агния по-прежнему жила в доме Шелепиных, но молодые мужчины соглашались оставаться у нее на ночь только за выпивку. Как-то Серега починил крышу и забор, Агния угостила его водкой, вернулся он под утро. Тата сказала: «Мне сдача с чужих баб не нужна. Еще раз такое случится – глаза выколю во сне, ты меня знаешь». С того дня Серега стал обходить дом Шелепиных стороной.

Серафима взяли, бандитов кого перестреляли, кого арестовали, Тату допрашивали, она рассказала все, что знала, даже про вторники и пятницы в директорском кабинете, но про общак – ни слова. Эти деньги она спрятала в надежном месте.

В городке шептались, что Серафима сдал Серега, который тяжело и молча ревновал хозяина к жене.

У ликеро-водочного завода появились новые хозяева, они оставили Тату в прежней должности и даже прибавили зарплату. И по-прежнему по вторникам и пятницам она надевала кружевное белье и задерживалась после работы.

Серега устроился механиком в автомастерскую.

В ту субботу они, как всегда, собрались на шашлыки. По дороге вспомнили, что забыли про воду. Серега остановил машину на обочине, Тата с сумочкой в руках перешла улицу, взялась за дверную ручку и влетела с дверью в магазин, сбитая с ног взрывной волной. Машина, в которой сидели Серега и дети, превратилась в груду металлолома, погибших хоронили в закрытых гробах, Тата отделалась ушибами и порезами.

Одиннадцать лет она прожила в Новопокровском монастыре послушницей, но так и не приняла пострига, а потом была вынуждена покинуть обитель по требованию матери-игуменьи.

Тата была хорошей послушницей: соблюдала правила, трудилась не покладая рук, лучше всех читала вслух Писание в трапезной, была тиха и весела, и все ее любили, но обнаружившийся у нее дар вынудил настоятельницу монастыря прибегнуть к крайней мере.

Началось все с малого. Одна из монахинь страдала мигренью, во время приступов она становилась сама не своя – не помогали ни молитвы, ни лекарства. По ночам у ее постели сидели сестры, которых эти дежурства доводили до крайнего изнеможения. Пришел черед Таты, она провела с больной ночь, и после этого у монахини боли прекратились навсегда.

«У нее рука легкая, – сказала монахиня. – Погладила по голове – и как рукой сняло».

Посмеялись и забыли.

Но вскоре стали замечать, что прикосновение Татиной черной руки и впрямь избавляет не только от болей, но и от болезней. Об этом заговорили и паломники, которые повезли и понесли своих несчастных родственников в Новопокровский монастырь, «к целительнице». Пошли разговоры о чудесах.

Поначалу игуменья не принимала все это всерьез, но после того как женщина из Шацка стала рассказывать всем о том, что черная рука вылечила ее сына от рака спинного мозга, поняла, что это серьезно. Мать Варвара вызвала Тату на разговор. Ей не пришлось убеждать послушницу в том, что та занимается богопротивным делом: Тата и сама это понимала. Сошлись на том, что отныне послушница будет всячески избегать встреч с паломниками.