Хозяин готов наложить в штаны, глядя, как некто сложил каждое ружье пополам.

Закончив, Мор все так же невозмутимо покидает магазин.

– Ты готова выезжать? – спрашивает он.

Я бросаю последний взгляд на груду грозного оружия, превращенного в мусор.

– Э-э… конечно.

Мы отъезжаем от кордона, Джули долго петляет по частому прибрежному лесу, и только тогда Мор снова заговаривает.

– С моим прибытием на Землю многие вещи вышли из строя. Мне жаль, что среди них не оказалось оружия.

От этих слов мои брови лезут на лоб.

– Удивительно.

– Что именно тебя удивило в моих словах?

Я, насколько могу, поворачиваю к нему голову.

– Разве ты не хочешь, чтобы люди поубивали друг друга?

Долго я жду ответа, а он все молчит.

– Хм, – фыркает он в конце концов. – Я должен поразмыслить над этим.

И, видимо, принимается размышлять, потому что следующий отрезок пути мы молчим.

Небо делается зловеще лиловым, тени – очень длинными, а нам все еще не подворачивается никакого жилища. Всадник направляет Джули в сторону от дороги, на относительно ровный участок, поросший мхом.

– Здесь мы устроим ночлег, – объявляет Мор, останавливая коня.

Следующий час мы занимаемся устройством лагеря. Разводим худосочный костерок, который только светит, но не очень греет, потому что дерево на растопку влажное, кроме дыма и шипения мало на что годное. А жаль, потому что, как только огонь все же немного разгорается, с неба падают первые капли дождя.

Мы беремся за палатку, и сразу становится ясно, что она видала виды. Материал – водонепроницаемая синтетика, давно снятая с производства, ветхая и выцветшая. Алюминиевые шесты погнуты и исцарапаны.

И все же я почти уверена, что на кордоне это была одна из самых ценных вещей. Жаль, что мы не сможем ее вернуть, а, скорее всего, выбросим в ближайшем городе.

Сборка закончена, и я смотрю на палатку с горестным недоумением.

Эта штука не только старая, она еще и маленькая. А значит, нам с Мором придется ютиться в ней, прижавшись.

Сердце при этой мысли совершает неописуемый кульбит.

– Ты специально это сделал, – обвиняю я.

– Сделал что? – всадник поднимается на ноги с другой стороны палатки и отряхивает руки.

– Выбрал такую маленькую палатку.

Он подходит ко мне и окидывает палатку оценивающим взглядом, мускулистые руки сложены на груди. Латы и оружие сбились на сторону, так что видна шелковистая черная рубашка, плотно облегающая широкие плечи и грудь.

– Могла бы быть и побольше, – соглашается Мор. И идет прочь, по дороге снимая с себя доспехи.

В смысле?

Я кусаю нижнюю губу. К этому времени дождь усиливается, и ясно, что он зарядил надолго. Спать в такую ночь снаружи я точно не смогу. Кроме прочего, для этого просто недостаточно одеял.

То есть, действительно придется прижиматься к Мору. Эта мысль меня нервирует, особенно, когда я вспоминаю наш вчерашний поцелуй.

Я украдкой кошусь на всадника, который присел на корточки у чадящего костерка.

Почему он так спокоен, его это не волнует?

Почувствовав на себе мой взгляд – а я смотрю уже не таясь, – он оглядывается. Выпрямившись, замечает выражение моего лица.

– Что случилось, Сара?

Сара. В том, как он произносит мое имя, слышится мольба.

– Ничего, – говорю я, растирая руки. Меня знобит, несмотря на теплую одежду.

Заметив это, всадник морщит лоб.

– Это не ничего, – Мор встает и оглядывается. – Что тебя напугало?

Не буду я говорить с ним на эту тему. Не буду.

Я отбрасываю волосы с лица.

– Просто… что-то послышалось.

Мор хмурится.

– Любой, кто попытается к нам приблизиться, обречен. Ты в безопасности, Сара.

Нет, я как раз в опасности. И исходит она не от него, а от моего собственного сердца.

Плотнее кутаясь в куртку, я смотрю на чадящий костерок между мной и Мором. Ночь принесла с собой такой кусачий мороз, от которого не защитит даже настоящий жаркий костер.

А нашему чахлому костерку до настоящего далеко.

Дождь не прекращается, но пока не разошелся до того, чтобы загнать меня в Палатку Обреченных.

Наш ужин уютно разместился в желудке.

Не наш ужин, мысленно поправляю я себя. Твой ужин.

Мор отказался есть то, что мы привезли с собой, и пить ничего не стал, даже воду.

У меня нет в этом потребности, Сара, сказал он, когда я стала угощать его. А тебе нужна еда.

Потребности, может, и нет, но он провожает глазами каждый кусок, который я отправляю в рот.

Возможно, эти вещи ему не нужны, но он их распробовал и вошел во вкус.

Я сжимаю в ладонях металлическую кружку с чаем, грею об нее пальцы.

Взгляд Мора поверх костра ласков, как прикосновения любовника. Я буквально чувствую, как он нежно гладит меня по обнаженной коже.

Я встречаюсь с ним глазами.

Дым костра смазывает и искажает черты всадника, но я все же различаю его волевой подбородок и золотые локоны. Одну ногу он вытянул перед собой, вторую, согнутую, подтянул к груди.

Даже если холод ему и неприятен, он этого не показывает.

Всадник смотрит на меня, выражение его лица одновременно и знакомое, и необычное. Этот взгляд заставляет меня опустить голову и нервно заправить за ухо прядь, словно я кокетливая вертихвостка. Этот взгляд напоминает мне, что, какими бы ни были его намерения, Мор все-таки мужчина, к тому же очень привлекательный.

– Что? – спрашиваю я, не переставая покачивать в руках кружку.

Это же не вино, а чай, Берн, идиотка. Его не нужно крутить, чтобы раскрылся аромат.

– Не понимаю вопроса, – говорит он.

Конечно, где ему понять.

– Ты на меня смотришь, – поясняю я. – Я хочу знать, почему.

– Разве я не могу смотреть на тебя без объяснения причин?

– Пялиться на человека неприлично, – буркаю я, отводя взгляд.

– Ты обижена? – надо же, заинтересовался.

Я польщена. И это меня обижает.

– Мне неловко, – отвечаю я. – Я чувствую неловкость.

– Меня это не удивляет, – говорит он, как бы сам себе. – Ты хочешь, чтобы я понял тебе подобных, но стоит мне проявить интерес, обвиняешь меня в любопытстве.