За несколько минут чтения я не нашла ни одного упоминания о себе; впрочем, про местные преступления в газетах пишут, только когда у полиции появляются новые зацепки. Нужно сходить в библиотеку и проверить, как продвигается расследование смерти Фрэнка.

Около часа я бродила под величественными арками «Юнион Стейшн», разминая ноги и предвкушая новое путешествие в тесноте. В конце концов нашла скамейку, на которой сидел один подросток. Парнишка покачивал головой в такт тому, что вырывалось из его наушников. Я села рядом с ним. Хорошо, что хотя бы современная молодежь умеет заниматься своими делами.

Если идти по вагону, несущемуся со скоростью сто тридцать километров в час, кажется, что поезд бежит вместо тебя. Я не стала снова рисковать, используя кредитную карту Вирджинии, поэтому купила обычное место.

Дождавшись, пока схлынет обеденная толпа, я пошла в вагон-ресторан. Заказала бутерброд с индейкой и села за столик у окна, лицом к стенке. Осмотрелась, проверяя, может ли кто-нибудь доставить мне неприятности, и увидела подростка, завороженного своим телефоном, семейную пару, которая тщетно пыталась утихомирить детей, и солидного, тучного джентльмена в безупречном твидовом костюме. Последний уснул за столиком и так громко храпел, что женщина, сидевшая напротив него, уже начала собирать вещи. Это была пожилая дама, лет семидесяти пяти, высокая и худая; судя по ярко-голубым глазам и четко очерченным скулам, когда-то она могла похвастать невероятной красотой. Волосы у нее были совершенно седые, коротко подстриженные, вероятно, собственноручно. Вокруг ее рта и глаз лучились морщинки – так бывает у тех, кто часто смеется.

Женщина посмотрела в мою сторону и, кивнув на храпящего господина, закатила глаза. Я улыбнулась, она тоже. Затем она подошла к моему столику.

– Не возражаете, если я сяду здесь?

Поблизости были и другие свободные столики, но пассажиров в вагоне постепенно прибавлялось. На первый взгляд ее компания казалась предпочтительнее, чем любая другая, а я не могла рисковать. Оставалось протянуть еще десять часов.

– Пожалуйста.

Женщина скользнула на сиденье напротив меня и подмигнула. Она тоже умела подмигивать.

– Сорок лет слушала, как мой муж тарахтит, как трактор, по восемь часов в сутки, семь дней в неделю. Его уже нет, и я очень скучаю. Но не по этому звуку.

– Куда вы направляетесь? – спросила я.

– В Эри. А вы?

– В Баффало, – сказала я.

Я назвала следующую после Эри остановку. Задала вопрос первой, чтобы не пришлось говорить, куда я еду на самом деле. Кроме того, знакомые Дебры Мейз или Тани Дюбуа, услышав, что я отправилась в Баффало, пришли бы к выводу, что я сбежала в Канаду.

– Вы в отпуск или возвращаетесь домой? – спросила я.

– Ни то, ни другое, – с улыбкой ответила пожилая женщина. – Присматриваю за внуками на выходных. Мой сын и невестка думают, что для меня это отпуск. Но я-то бывала в Париже и знаю, что такое настоящий отпуск. А у вас что?

– Еду навестить подругу, – сказала я.

– Отпуск?

– Можно и так сказать. – Иногда я смотрела в окно и пыталась убедить себя, что я в отпуске. Ни разу не получилось.

– Меня зовут Долорес. Долорес Маркхэм.

Таким образом Долорес предложила мне тоже назвать фамилию. Не сделай я этого, буду выглядеть грубой и, возможно, подозрительной. Впрочем, на мои знания о социальных условностях могла влиять излишняя мнительность.

– Рада знакомству, Долорес. Я Эмма Ларк.

Я держала это имя про запас, хотя в путешествии старалась по возможности соблюдать анонимность. Я представлялась так в первый раз, поэтому перед именем сделала паузу. Совсем короткую, лишь в долю секунды, но по изменившемуся взгляду Долорес я поняла, что она обратила внимание на мою заминку.

– Ваше лицо кажется мне знакомым, Эмма.

– У меня такая внешность, совсем обычная.

– Возможно. Откуда вы? – Ее глаза встретились с моими. Долорес продолжала улыбаться, однако внимательно за мной наблюдала.

– С окраины Сиэтла. А вы?

– Из Мэдисона.

Я попала в капкан. Мэдисон всего в тридцати минутах езды от Ватерлоо, где разыскивали Таню Дюбуа. Моя ориентировка, вероятно, есть во всех газетах. Долорес Маркхэм точно знала, кто я такая. Ехать на Средний Запад явно было ошибкой. После убийства Джека голова у меня варит плохо.

– Мэдисон… – произнесла я, словно это слово впервые сорвалось с моего языка. – Слышала о нем много хорошего.

– Никогда там не бывали?

– Нет. Никогда, – ответила я.

Можно изменить цвет волос, можно вставить цветные линзы, но свою суть не вытравить. Любой внимательный местный житель мгновенно узнает меня в толпе. Даже чувствуя, как мое сердце заходится бешеным стуком, я не сводила глаз с Долорес. Стараясь выглядеть спокойной и дружелюбной, я обдумывала план действий.

– Может, когда-нибудь съезжу, – сказала я.

– Наверное, лучше не стоит, – ответила Долорес.

– Почему?

– Вы как две капли воды похожи на женщину, которую там разыскивают за убийство.

Мне почудилось, что температура в вагоне подскочила на десять градусов. Мысли крутились, как в лабиринте: за каждым поворотом ждал еще один тупик.

Долорес вынудила меня на ходу менять планы, и теперь она уже не выглядела добродушной. Тем не менее о ее убийстве не могло быть и речи.

– Любопытно, – сказала я.

– Ее разыскивают для допроса. Мужа нашли мертвым у лестницы, жена исчезла. Зачем убегать, если она невиновна?

– Вдруг ее похитил настоящий убийца?

– Не было никаких признаков борьбы, а она забрала свою сумочку и как минимум один чемодан.

Насколько я могла судить, Долорес находила беседу с потенциальной убийцей довольно забавной. Ну, с недавних пор настоящей убийцей. Если Джек вообще считается.

Встать и уйти было бы подозрительно и невежливо, так что я позволила беседе идти своим чередом.

– Тогда и впрямь подозрительно, – сказала я.

– Вы удивительно на нее похожи.

– Говорят, у каждого есть двойник.

– Я не думаю, что она виновна. А может, он и сам не без греха, – сказала Долорес.

– А еще он мог просто свалиться с лестницы, – добавила я.

Громкоговоритель взвыл, прервав импровизированный допрос:

– Следующая остановка: Эри.

Долорес не сдвинулась с места.

– Вам скоро выходить? – спросила я.

– Точно. – Она взяла в руки сумочку и пальто. – Приятно было с тобой поболтать, Таня.

Если б я стояла, мои колени подогнулись бы.