спросила она туго натянутым от волнения голосом. Иоганна вновь ощутила, каким всё было непрочным, каким пугающим, если её мать обеспокоилась тем, что она просто потянулась за пальто.

– Я хочу выйти на улицу.

– На улицу! – Хедвиг поставила руки на стол. – Это может быть опасно, Иоганна.

– Мне всё равно.

– Иоганна…

– Всё равно. – Она повернулась и рванула вниз по лестнице, на ходу проталкивая руки в рукава. Когда она открывала дверь, Франц поднял взгляд и посмотрел на неё из-под нахмуренных бровей, но Иоганна распахнула дверь и вышла в узкий переулок, бежавший вдоль дома на Гетрайдегассе. Она прошла совсем немного, прежде чем изумлённо замерла, вновь столкнувшись с реальностью нового мира. Наблюдая за всем этим из окна, она видела его приглушённым, ирреальным, словно смотрела фильм.

Теперь она стояла на краю улицы, а мимо маршировали солдаты в униформе вермахта и с важным видом прохаживались деловые люди, пристегнувшие нацистские значки к лацканам пиджаков. На каждом здании, которое она отсюда могла разглядеть, висело знамя со свастикой. Осторожно, боком Иоганна стала пробираться вдоль улицы, стараясь держаться на краю этого дивного нового мира.

Она прошла мимо магазина, где продавались женские шляпы и сумки и которым заправлял герр Губер, друг её отца, и, к своему изумлению, хотя ей казалось, что её больше ничего не в силах изумить, увидела вывеску. Крупные чёрные буквы гласили:

Für Juden Verboten

Евреям вход воспрещён

Она шла дальше, всё сильнее цепенея при виде каждой новой свастики. То, что раньше было запрещено, теперь стало законом. Франц был прав, и его мрачные предсказания на глазах Иоганны и её соседей стали реальностью.

Всю дорогу до старого рынка Альтер-Маркт Иоганна прошла как по наитию, переставляя ноги, словно шла по патоке или пробиралась сквозь сильную метель. Зловещие кадры и звуки атаковали, и всё происходящее казалось чудовищной шуткой – знамёна, свастики, повязки, сапоги, возгласы «Хайль Гитлер» вместо привычных приветствий «Грюсс Готт».

Как это могло произойти так быстро, как это вообще могло произойти? Два дня назад – два дня – канцлер Шушниг держался за свою страну, провозглашал её независимость, а все люди занимались своими делами. Австрия была свободной страной. Партия нацистов была запрещена. Теперь нацисты, самодовольные и важные, надменные и жестокие, заполонили улицы. Иоганна встретилась взглядом с высоким, тонкогубым мужчиной в униформе СС и быстро отвела взгляд в ужасе, хотя даже сама не могла понять, чем был вызван этот ужас. Он едва на неё посмотрел.

Она остановилась перед универмагом Шварца, где мать давным-давно купила ей платье для первого причастия. Витрина была заклеена листовками, запрещавшими вход евреям и провозглашавшими, что магазин теперь принадлежит местному банку, «Зальцбургер Шпаркассе», как и прилегающие к нему здания, в том числе Новая Галерея, городская витрина современного искусства. Сквозь пустые окна Иоганна увидела её голые стены. Все картины убрали – почему? Куда?

– Говорят, герра Шварца арестовали, – пробормотала женщина, стоявшая рядом с ней, и, бросив испуганный взгляд на Иоганну, поспешно удалилась, будто сказала слишком много.

Иоганна плотнее закуталась в пальто. Вот к чему всё пришло – эти подозрения, этот страх? И что будет с Францем? Её сердце сжалось. Каким бы невыносимым происходящее ни казалось ей, для него всё было намного, намного хуже. Как он будет жить в этом новом мире? Как он выживет?

Измученная опасениями и страхом, она развернулась, чтобы двинуться обратно домой. Покидая Альтер-Маркт, она уже почти бежала, настолько ошеломляющим был её внезапный ужас, что в её отсутствие что-то могло измениться. Может быть, в дом уже стучалась полиция, чтобы арестовать Франца так же, как герра Шварца и бог знает кого ещё.

Она бежала, и дыхание судорожно вырывалось из её груди, и внезапно её остановила чья-то твёрдая рука, сжавшая её локоть.

– Куда вы так спешите, фройляйн?

Иоганна обернулась, её сердце колотилось. Мужчина, который её поймал, был в серой униформе СС, чёрно-красная свастика на его повязке казалась багровым шрамом. Иоганна уставилась на него, потеряв дар речи, и он встряхнул её руку.

– Ну?

– Я просто иду домой.

– И для этого нужно бежать?

На долю секунды, не больше, Иоганне захотелось огрызнуться, спросить: а что, в гитлеровской Австрии нельзя бегать?

– Я вспомнила, что оставила хлеб в печи. – Она услышала свой собственный голос, словно идущий извне. – Не хочу, чтобы он сгорел.

Мужчина сузил глаза и наконец выпустил её руку.

– Очень хорошо, – сказал он. – Но смотрите, куда идёте. Вы едва на меня не налетели.

Иоганна кивнула и чуть не присела в реверансе, прежде чем продолжить путь, уже куда более спокойным шагом. Сердце колотилось, ноги, казалось, стали жидкими, как вода.

К тому времени, как она добралась до магазина на Гетрайдегассе, она вся дрожала, и у неё подгибались колени. Она начала открывать дверь, но тут подошёл Франц, широко распахнул её и сжал Иоганну в объятиях.

– Я думал, что-то случилось, – сказал он, когда она повисла на нём. – Я думал, что потерял тебя.

– Я просто пошла прогуляться…

– Именно в этот день? – Он крепче обнял её. – Когда на улицах солдаты и в каждом кипит кровь нациста? Разве ты не понимаешь, насколько это опасно?

– Теперь понимаю.

Он отодвинулся и заглянул ей в лицо. Его взгляд был одновременно разгневанным и испуганным.

– Ничего не случилось?

– Нет…

– Иоганна…

– Я бежала, и меня остановил офицер СС. А потом отпустил. Я не сделала ничего плохого.

Он вновь притянул её к себе.

– Я не могу тебя потерять, – тихо сказал он. Иоганна прижалась к его плечу и зажмурилась.

– Не потеряешь, – сказала она. Как будто и не было шести месяцев молчания. В свете всех окружающих опасностей они растворились в небытии.

И всё же сейчас, больше, чем когда-либо, будущее – их будущее – казалось ужасающе неопределённым.

Глава пятнадцатая

Биргит

Ноябрь 1938

Биргит в третий раз бросила взгляд на дверь битком набитой кофейни, прежде чем перевести его на кофе меланж, который она уже давно заказала, но так и не смогла заставить себя сделать хоть глоток. Вернер написал, что придёт в четыре,