В ее голосе было столько отчаяния, что по моим рукам побежали мурашки. Диларе было страшно, я знала это. Но она переборола себя и кинулась меня защищать.

— Не надо, Дилара, — прошептала я, но она не слышала меня.

— Перестаньте! — прокричала она. — Это неправильно! Это низко! Вы не понимаете, что делаете!

— Айдарова, ты рехнулась? — раздался спокойный голос Малиновской, которая не вмешивалась, а наблюдала с некоторого расстояния. — А ну отошла от нее, пока сама крысой не стала.

— Лика, это неправильно! Хватит ее травить! Полина ни в чем не виновата! Не была она на свидании с Егором! И вообще, пусть он сам придет и скажет, что между ними ничего не было! — с отчаянием воскликнула Дилара.

— Уйди, Дилара. Пожалуйста! Я сама разберусь! — Мне не хотелось, чтобы она пострадала. Но на сердце вдруг стало теплее. Я не одна, не одна! Хотя бы один человек не бросил меня!

— Нет, Полина, — тихо сказала Дилара. — Я так не могу больше.

— Огонь! Айдарова тоже крыса! — провозгласила Малиновская. — Ребята, а от крыс нужно избавляться, да?

Часть класса стыдливо прятала глаза — в том числе, Милана и близняшки. А часть с радостью поддержала Лику.

Одна из подружек Малиновской дала Диларе пощечину. Не для того, чтобы сделать больно, а чтобы унизить. Кто-то заржал, а вторая подружка толкнула ее. Дилара едва устояла на ногах, и упала бы, если бы я не поддержала ее.

Мы прижались друг ко другу, и я почувствовала, как ее трясет. И поняла — я должна защитить нас обеих.

Я кожей чувствовала, что на нас нападут — в воздухе витала неприкрытая агрессия и желание унизить тех, кто слабее. Однако у них ничего не получилось. Дверь распахнулась, и в класс вбежала та девчонка, которая должна была стоять на стреме.

— Народ, училка идет! — выпалила она, и одноклассники тотчас расселись по своим местам. Попадаться учителям они боялись. На ногах остались только мы с Диларой. На ней лица не было, и я схватила ее за руку. Ее пальцы были ледяными.

— Давай выйдем, — тихо сказала я.

— Куда это вы выходить собрались, девочки? Урок начался! — на пороге появилась учительница. Но увидев бледную Дилару, которая закрывала горящую от удара щеку ладонью, округлила глаза.

— А что с Айдаровой?

— Нехорошо стало, — быстро ответила я. — Можно, мы к медсестре сходим? Я ей дойти помогу.

— Что же, сходите, — кивнула та. И мы вышли, чувствуя на спинах взгляды одноклассников. Я знала — они не простят мне того, что я их якобы заложила. А Диларе не простят того, что она пошла против всего класса.

Лайм слушал не учителя по физике, а музыку в беспроводных наушниках. Физика не входила в приоритет его интересов. Положа руку на сердце, уроки вообще его не интересовали. Мать обещала отправить его учиться в Москву, разумеется, на платное отделение. Поэтому Лайм мог не парится ни о чем. Главное — как-нибудь сдать ЕГЭ. Это единственное условие матери. А физику на юрфаке точно сдавать не надо будет.

Когда посреди урока Лайму пришло сообщение от Егора, он не смог скрыть улыбку.

«Держи видос с Тумановой, мне сегодня прислали. Тебе понравится», — написал Егор и прикрепил к следующему сообщению видео. Однако открыть его Лайм не успел. Над ним навис учитель физики.

— Руслан, что вы делаете? — спросил он. Как и все учителя в гимназии, он обращался к учащимся исключительно на «вы».

— Слушаю музыку, — вытащил один наушник Лайм.

— Вы же знаете, что на уроках запрещено пользоваться смартфонами, — терпеливо сказал физик.

— И что? — с ухмылкой взглянул на него парень.

— Вы мешаете мне вести урок. Руслан, пожалуйста, уберите телефон.

— Без проблем. Но мне выйти надо. — Руслан поднялся на ноги, оттолкнул плечом учителя и, не забыв прихватит телефон, вышел из класса. Прислонился к стене и с любопытством включил видео. Оно было снято на чью-то дешевую камеру, но неплохо передавало происходящее. Новая дочь отца стояла у доски, сверкая глазами. Она что-то говорила, гордо вздернув подбородок, а потом какой-то тип облил ее водой из ведра. Вместо того, чтобы заплакать или убежать, она схватила этого типа за ворот рубашки. Он оттолкнул ее, и девица отлетела на пол, но поднялась. И снова так смотрела на всех, будто бы ей было все равно. Как будто бы она выше всех их. Как будто бы они не могли заставить ее заплакать.

Одноклассники обступили девицу, смеялись, называли крысой, а она не сдавалась. Не собиралась покоряться.

Лайм поставил видео на паузу. Прищурился, приблизив лицо Полины и разглядывая его.

Невысокая. Хрупкая. Красивая. Глаза кажутся ярко-синими, но наверняка это игра света. Губы пухлые — наверняка мягкие. Ямочки на щеках. Не его типаж, но что-то в ней есть.

А еще она смелая. Слишком смелая. Лайм таких не любил. Нужно подумать, что с этим делать.

Он досмотрел видео до конца. В толпе одноклассников-дегенератов нашлась какая-то ненормальная, которая выбежала и закрыла ее собой. Глядя на это, Лайм испытал укол зависти, но тотчас поспешил избавиться от мыслей. Нужно сосредоточиться на этой Полине Тумановой.

Лайм хотел пойти в класс, однако не успел — ему позвонила сестра.

— Слушаю, — ответил он.

— Русик, Русик, маме сегодня плохо стало, — услышал он встревоженный Саши. И внутри сразу все опустилось.

— Что с ней? — хрипло спросил он.

— Давление подскочило. Скорая вот только-только уехала. Едва давление сбили. Уже все хорошо… Просто… Не задерживайся после школы, хорошо? Приходи домой после школы… — Голос сестры дрожал.

— Да. Конечно. Приду. Я сейчас приду! Надо было сразу мне звонить! Как мама сейчас?

— Нормально, спит. Ей уколы поставили… Знаешь, я так испугалась. Папе позвонила.

— А он что? — безразличным голосом спросил Лайм.

— А он, как всегда, трубку не взял, — вздохнула Сашка.

— Ур-р-род. Ладно, жди, я сейчас буду!

Лайм влетело в класс, собрал вещи и, не слушая физика, который что-то кричал ему, вылетел в коридор.

Это из-за отца матери стало плохо. А он реально их с Сашкой бросил. Теперь все делает для своей Полиночки. Она реально должна получить по заслугам за то, что забрала у них с Сашкой отца. За то, что ее мамаша увела его из семьи. За каждую слезу их матери.

Ее нужно сломать. Только это его успокоит.

«Что за дерьмище ты прислал? Я заплатил бабки не за то, чтобы ее обливали и называли крысой, дебил. Жду, когда у малышки начнется по-настоящему веселая жизнь, понял?» — написал Лайм Егору.

«Понял! Все будет, не кипишуй!» — тотчас ответил тот и прислал подряд несколько стикеров. Стикеры Лайм не любил — их только тупые используют. Но стерпел. Этот осел ему еще нужен.