— Что до меня, то я тебе вот что скажу: лучше бы парень в монахи подался. Я слышал, у него никогда женщины не было.

Полуночник снова разлил всем по кругу.

— Ни разу не видел, чтобы он пропустил мессу, — продолжал Мишле. — Свечей покупал на пятнадцать франков каждое воскресенье.

— А это сколько штук?

— Пять. — Мишле растопырил пальцы, как в ответ на вопрос Полуночника о погибших овцах. — Он ставит их в форме буквы «М», вот так. — И он начертил пальцем контур на столе. — «М» значит «Массар», или «Милосердие», или еще что — не знаю, я у него не спрашивал. Честно говоря, мне плевать. Поклоны земные бьет, вот как. Иногда по галерее около хоров все ходит, ходит, то вперед пройдет, то назад попятится, поди знай, что у него в башке, только думаю, что-то не христианское. А то еще схватит кропильницу и станет ее в руках вертеть, представляешь? И снова без конца поклоны бьет. Ну, мы-то с вами понимаем.

— То есть ты хочешь сказать, он со сдвигом.

— Ну, не то чтоб с большим сдвигом, но голова у него явно не в порядке. Да, не в порядке. Но человек он приятный. Никому ничего плохого не сделал.

— Но и хорошего тоже, правда?

— Это так, — согласился Мишле. — Во всяком случае, он ни с кем не разговаривает. Если он и пропал, тебе-то что за дело?

— Плевать мне, что он пропал.

— А что тогда? Зачем ты его ищешь?

— Это он твоих овец порешил.

Мишле изумленно вытаращил глаза, и Полуночник тяжело опустил руку ему на плечо.

— Держи это при себе. Пусть это останется между нами, пастухами.

— Ты хочешь сказать, оборотень?.. — прошептал Мишле.

Полуночник едва заметно кивнул.

— Понятно. Ты что-то заметил?

— Да, кое-что.

— И что же?

— У него нет волос на теле.

Старые пастухи молча смотрели друг на друга, Мишле переваривал информацию. Камилла вздохнула и залпом осушила стакан.

— И теперь ты идешь за ним?

— Угу.

— С ними? — Мишле мотнул головой в сторону Камиллы и Солимана.

— Угу.

— Девушку эту я не знаю, — сказал Мишле, подозрительно взглянув на Камиллу.

— Она не из наших мест, — объяснил Полуночник. — Она с севера.

Мишле чуть приподнял кепку, повернув голову в ее сторону.

— Она ведет грузовик, — добавил Полуночник.

Мишле задумчиво посмотрел сначала на Камиллу, потом на Солимана. Он считал, что спутники у Полуночника очень странные. Но вслух об этом сказать не решился. Никто обычно ничего не говорил Полуночнику ни о Солимане, ни о Сюзанне, ни о женщинах, да и ни о чем другом. Ведь у него был нож.

Мишле наблюдал, как старый пастух надевает шляпу, поднимается из-за стола.

— Спасибо тебе, — сказал Полуночник, улыбнувшись уголками губ. — Предупреди пастухов. Скажи им, что волк направляется на восток, к Гапу и Вейну, потом пойдет на север, к Греноблю. Пусть они остаются ночью с овцами. Пусть берут с собой ружья.

— Ну, мы-то с вами понимаем.

— Пожалуй, да.

— А откуда ты столько о нем знаешь?

Полуночник не ответил и направился к бару. Солиман вышел на улицу, собираясь набрать воды из родника. Было два часа. Камилла вернулась в кабину грузовика и, усевшись на свое место, включила радио.

Минут через пятнадцать она услышала, как Солиман сматывает шланг насоса и укладывает его в кузов грузовика, а Полуночник звенит винными бутылками. Она вышла из кабины, залезла в фургон и села на кровать Солимана.

— Уезжаем отсюда, — сказал Полуночник, усевшись напротив Камиллы. — В этой деревне никто никого не видел. Ни Массара, ни машины, ни волка.

— Ни шиша! — подтвердил Солиман, в свою очередь устраиваясь рядом с Камиллой.

В фургоне становилось невыносимо жарко. Со стоек был снят весь брезент, и иногда чувствовалось легкое дуновение ветра. Солиман смотрел, как прядки волос на шее Камиллы чуть заметно поднимаются и опускаются, словно дышат.

— А что-то наверняка было. Например, то, о чем говорил Мишле, — задумчиво проговорил Солиман.

— Мишле — грубиян, — презрительно заметил Полуночник. — Он был невежлив с девушкой.

Старик достал кисет, отсыпал табаку на три папиросы. Несколько раз лизнул листок бумаги, свернул, склеил, протянул готовую самокрутку Камилле. Девушка закурила, вспомнив о Лоуренсе.

— Ну, то, что Мишле говорил о благочестии Массара, о свечах, — продолжал Солиман. — Вероятно, Массар вообще не может обходиться без церкви и свечек, когда кого-то убивает. Вероятно, он где-нибудь неподалеку тоже поставил свечки во искупление греха.

— А как ты узнаешь, что это именно его свечки?

— Мишле же сказал: он расставляет их в форме буквы «М», по пять штук.

— Ты собираешься заезжать во все церкви по дороге?

— Так мы сможем определить его местонахождение. Вряд ли он далеко ушел. Самое большее километров на десять-пятнадцать.

Камилла затянулась сигаретой и задумалась, сложив руки на коленях и не отвечая ему.

— Лично я считаю, что он уже далеко отсюда, — сказала она, помолчав. — Думаю, это он убил пенсионера из Сотрэ.

— Господи, разве мало на свете сумасшедших? — воскликнул Солиман. — А что, по-твоему, он собирался сделать с этим пенсионером?

— То же, что сделал с Сюзанной.

— Сюзанна его раскусила, и он заманил ее в ловушку. С чего ты взяла, что какой-то пенсионер из департамента Изер распознал в нем оборотня?

— Он мог застать его на месте преступления.

— Этот вампир убивает только самок, — пробурчал Полуночник. — Массар не обратил бы внимания на старика. Ни в коем случае, девушка, ни в коем случае.

— Да. Лоуренс тоже так говорит.

— Значит, решено. Осмотрим церкви.

— Лично я отправляюсь в Сотрэ, — заявила Камилла, раздавив окурок на черном полу фургона.

— Ну ты даешь! — растерянно протянул Солиман.

Камилла подняла окурок и выбросила его наружу.

— В Сотрэ мы не поедем! — попытался восстановить порядок Солиман.

— Мы туда едем, потому что машину веду я. В два часа я слушала новости. Серно убили очень странно: ему неведомо чем перерезали горло. Или перегрызли. Они там рассуждали о какой-то бродячей собаке. Просто пока еще не связали это дело с тем, что творится в Меркантуре.

— Это многое меняет, — прошептал Полуночник.

— В котором часу это случилось? — спросил Солиман, поднимаясь. — Это не могло произойти раньше трех часов. Здесь, если верить ветеринару, овцы были убиты в два часа ночи.